Стихи писал я смело, Имел отважный вид, – Но стал бледнее мела, Узнав, что буду бит.
Минут двадцать я сидел, ожидая, что сослуживцы ворвутся в комнату и приступят к кулачной расправе. Но никто не нарушил моего одиночества. Тогда я решился пойти в демонстрационный зал, поглядеть, что там делается. Возле стенгазеты стояли несколько иродов и обсуждали мое творение. Оказывается, никто из них не собирался меня бить, ибо каждый считал, что к нему лично стихотворение никакого отношения не имеет. И каждый, с плохо скрываемым удовольствием, печалился за своих сослуживцев, которых я так метко разоблачил. При этом все стоящие возле стенгазеты со смаком перечисляли имена тех иродов, которых в данный момент поблизости не было. Мне стало ясно, что никакого рукоприкладства по отношению ко мне не предвидится. И никакой милиции в зале не видно. Все Главсплетня мне набрехала!
Дело окончилось тем, что стенгазета была снята со стены, а директор, Герострат Иудович дал мне выговор в приказе «за нетактичное поведение». Перед этим он вызвал меня в свой кабинет и доверительно сообщил, что он скрепя сердце вынужден дать мне этот выговор, а не то завлаб Афедрон Клозетович будет на него в обиде за то, что он, директор, никак не наказал меня. Ведь всем ясно, что в моем стихотворении речь идет именно о завлабе.
С успокоенной душой вернулся я в свою секцию и принялся за работу. К концу рабочего дня ко мне неожиданно заглянул Афедрон Клозетович. Он поинтересовался, как идут мои изобретательские дела, а потом вдруг хитро улыбнулся и сказал:
– Это, конечно, между нами, но очень понравился мне ваш стишок. Очень хитро и тонко вы нашего Герострата Иудовича на перо поддели! Прямо-таки живой словесный портрет его дали!
Уважаемый Читатель! Дабы вы были вполне в курсе дела, приведу здесь свое стихотворение полностью. Если оно придется вам по душе – можете его переписать и вывесить на видном месте в своем учреждении. Это, несомненно, послужит повышению уровня товарищеской самокритики.
МОЕМУ СОСЛУЖИВЦУ Ты – мой сослуживец, однако Скажу тебе честно, как друг: Ты – Сволоч без мягкого знака, Ты – Олух, Лопух и Бамбук!
Ты – Хам, Губошлеп, Забуддыга, Нахлебник, Кретин, Обормот, Обжора, Бесстыдник, Ханыга, Растратчик, Раззява, Банкрот!
Ты – Трус, Паникер, Проходимец, Прохвост, Лихоимец, Злодей, Обманщик, Стяжатель, Мздоимец, Ловчила, Лентяй, Прохиндей!
Ты – Лжец, Анонимщик, Иуда, Фарцовщик, Охальник, Наглец, Поганец, Подонок, Паскуда, Тупица, Паршивец, Стервец!
Ты – Рвач, Пасквилянт, Злопыхатель, Алкаш, Охламон, Остолоп, Пижон, Подхалим, Обыватель, Фигляр, Саботажник, Холоп!
Годами молчал я, как рыба, – Но правду поведать пора!.. Скажи мне за это спасибо И в честь мою крикни: УРРРА!
8. Квартирные невзгоды
Читателям почему-то всегда интересно, женат или холост герой того или иного повествования, даже если само повествование не очень их интересует. Рад объявить уважаемым читателям, что я женат. И, представьте себе, – удачно.
Скажу, холостякам назло, Что мне с женою повезло, – Я создал прочную семью, А мог нарваться на змею!
В юности я мечтал, что подругой моей жизни станет неведомая немая красавица. Но потом прочел где-то, что зарегистрированы случаи, когда немые обретали дар речи и тогда становились очень горластыми и разговорчивыми. Поэтому поиски мои окончились тем, что я взял в жены говорящую, но не говорливую девушку с мягким, добрым характером. И имя у нее спокойное, уютное: Настя. И профессия у нее тихая, бессловесная: она – массажистка. Мы живем душа в душу – хоть иногда и конфликтуем. В характере Насти есть кое-какие загогулины – и это даже хорошо, это делает нашу жизнь более интересной.
Пусть жена полна серьезности, Ей за это честь и слава, – Но один процент стервозности – Не отрава, а приправа.
Свадьбу мы справили скромно. На ней, кроме Насти и меня, присутствовали наши родители, а из гостей – три Настины сослуживицы и мой друг – иномирянин Юрик. Я заранее упросил отца и мать не сопровождать празднество музыкой, и просьба моя была выполнена. Вот только тетя Рита не воздержалась от шума, объявила «пятиминутку смеха», которую растянула минут на пятнадцать. Из вежливости пришлось и всем остальным подхохатывать ей.
Вскоре после рождения дочки у нас устроилось дело с жильем, и мы с Настей и Таткой поселились на Гражданском проспекте в отдельной двухкомнатной. Я заранее предупредил супругу, что никаких телевизоров, транзисторов и прочих шумовых изобретений не потерплю в нашем жилище, – и она согласилась. Но тишина в квартире зависит не только от ее обитателей. Оказалось, что над нами живет выпускница консерватории, владелица мощного рояля, а под нами – семейка, обожающая рок-музыку. Когда музыкантша слишком громко начинала наяривать на рояле, я посылал наверх Настю, чтобы она попросила ее играть потише. А когда снизу доносились яростные шумовые вспышки, я сам спускался к меломанам и вежливо просил их прекратить это звукоблудие. Но уговоры наши почти никакого действия не оказывали, и я понял, что нужно искать обмен.
