Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 244
— С личным трудно, — молодой человек по-стариковски вздохнул. — С внуками толком не вижусь. С правнуками общаюсь регулярно — только сами понимаете — числюсь четвероюродным братом. Смешно. Но кое-какой авторитет сохраняю.
Катя засмеялась:
— И вправду, многому научился. Экая морда траурная. Доволен, значит? Сколько же их у тебя?
— Трое правнуков. Две внучки. Дочь — наша с Виточкой. Сейчас в Чикагском университете преподает.
— Ой! — Катрин ухватилась за сердце. — Ваша дочь?! Ты меня добьешь!
— После войны Виточке тяжко было. Ну и… Мы почему-то были уверены, что Герман не осудит. А Пашка нас очень даже одобрил. Потом, правда, Вита мне отставку дала. Обосновала тем, что совместная постель с такой старой теткой, как она, молодого человека слишком компрометирует. Ну или наоборот. Успела еще замуж выскочить и девочку родить. Дария до сих пор со мной работает. Лихая дама. Но до мамы ей далеко. Отчаянной девчонкой наша Виточка была.
— Да вы вообще-то все—…Катрин помолчала. — Молодцы. Мне, выходит, догонять теперь? Постараюсь.
— Да вы, Екатерина Григорьевна, и так… Я немного в курсе. И Парижские события по телевизору смотрел. В секунду вас узнал. И с Ноем Уоти иногда по делам переписываюсь. Вы, Катя, личность известная.
— Тесен мир. Значит, «скользить» ты научился?
— С трудом. Но если очень нужно, прыгаю. Вообще-то, дел и в той, родной, как вы выражаетесь, «кальке» хватает. Родственников-то полно. Пашкины непоседливые по всей Соединенной России разбрелись. Присматриваю, помогаю. Ну и еще кое-какие дела. Катя, если нужно…
— Спасибо. Принято. И если у вас затруднения, милости прошу. С паролем сообразишь. Правда, мы собираемся…
— Собираетесь? Вы, Екатерина Григорьевна, о чем это? Неужели о том чудном поместье у реки? Воздух там хрустальный, и детишкам будет где поиграть…
— Тьфу! Все забываю, какой ты всезнайка. И как голову до сих пор на плечах таскаешь? Колись, твое письмецо из 53-го к нам свалилось?
— Виноват. Думал-думал — а вдруг без того письма ничего бы и не случилось? Послал. Я в вашей «кальке» в монастырь-то наведался. Помнят там блаженненького. Под полом церкви меня погребли, говорят, совершенно нетленный лежу.
— Угу, лежишь. Ты сейчас наверняка куда мудрей меня. Только повторю — не болтай. Я с тем бизнесом завязала. И возвращаться в него не хочу. А вообще-то, молодец. И спасибо, что показался. Хоть и грустно, но все вы молодцы.
— Так школа-то чья? Спасибо, Катя. Ты тоже молодец. Она очень красивая. А глаза у нее действительно вишневые. Я тогда понять не мог, почему вишневые.
— Правда? — Катрин неожиданно смутилась.
Они вдвоем смотрели на сидящую за соседним столиком красивую и очень спокойную женщину. У ее ног сидел задумчивый пушистый пес, псу что-то втолковывала маленькая очкастая девушка. Долговязый черноволосый мальчишка со скрытым интересом поглядывал на собеседника Катрин.
— Ну, я пойду, товарищ командирша, — сказал молодой человек и поднялся, опираясь на щегольскую трость. — Если что — найдете. Даже оттуда. Передавайте мое уважение и восхищение мадам Флоранс. Спасибо за все, Катя.
Эпилог второй
(эпилог «кальки», где ничто и никогда не заканчивается)
1 ноября 1919 года. У реки Нарев (19 км к северу от Варшавы)
Цепи жолнеров поднялись, двинулись к высоте. Пятна разноцветных шинелей, тусклый блеск штыков. Шли тяжело — третья атака с утра, земля разбухшая, липнущая к сапогам и ботинкам. Клади гадов на выбор, начиная с офицеров. Вон какой лощеный поручик шагает, картинно прижимая обнаженную саблю к бедру.
Бить было, считай, нечем — патронов по десятку на винтовку. Паршивые дела.
— Подпускаем. Спокойнее, товарищи, — командир роты грузно шагал вдоль цепочки неглубоких окопчиков, нарытых вдоль вершины высоты. Посвистывали пули. Атаку батальона 1-й Дивизии Легионов поддерживала пара «Шварцлозе», но пулеметы лупили издали — от заброшенного хутора. Только патрон жгут зря. Вспух в низком небе разрыв шрапнели — трехорудийная польская батарея била вяло, опасаясь накрыть своих.
Комроты присел и, кряхтя, принялся расстегивать ремни — куртку лучше снять, и так взмокнешь.
— Семка, вы у меня там глядите — бомбами прежде времени не балуйте.
— Чо, первый раз, чо ли? — донеслось с правого фланга.
Не в первый. Остатки батальона отбивались на раскисшем холме вторые сутки. Невысокая гряда прибрежных холмов, мутный Нарев за спиной. Слева роща облысевшая, справа дорога к сожженному мосту, холм, что союзнички-соседи удерживают, дальше домишки села Билковы Псари виднеются. Холмы — одно название, разве что чуть посуше в окопах сидеть.
Плацдарм курам на смех. Третьего дня двигались лихо — с ходу сшибая последние заслоны поляков, «на ура» перли, по нахалке. Броневики стрекотали, ужас на шляхту нагоняли. Конный эскадрон гиком да свистом панику раздувал. Вон она, буржуазная гниловатая Варшава маячила, — уже глянуть на шпили костелов довелось.
Малость силенок не хватило. Успели поляки окопов нарыть, батареи подтянуть. Уперлась 4-я Петроградская, да правильного боя не выдержала. Как выдержишь, когда подсумки почти пусты, обоз растрепали, а на горло брать азарт уж весь вышел? Остатки эскадрона вырубили лютые хлопцы атамана Куровского. Машины бронедивизиона вдоль проселка остались стоять покореженными. Обломилось жало удара геройской 3-й армии, и поддержка хваленого гонористого белокостного батальона не помогла.
Как водится, драпанули. Под прикрытием последнего «Путиловца» откатились вдоль реки. Дальше некуда — какая-то гадючья банда успела охрану порубать и мост спалить. Бросить раненых да вброд кинуться? Дело знакомое, еще полгода назад разве устояли бы бойцы? Но иная сознательность в народе вызрела. Опять же, перед соседом совестно — те окопаться успели. Стыд, понятно, глаза не выест, но…
Курьер с пакетом успел к окруженным чудом проскочить, приказ командарма — держать плацдарм.
Кем и чем держать-то?
Части наступающих армий растянулись чуть ли не до Житомира. Где тылы, где штабы? Вот до Восточной Пруссии рукой подать, только там патронами не прибарахлишься. Немец закон блюдет. Европа, мать ее…
Комроты аккуратно свернул кожаную куртку, местами вытертую до белизны, уложил на бруствер. Ухватил за плечи убитого бойца, освободил место в окопчике. Заскорузлые пальцы бывшего формовщика привычно щелкнули затвором подобранной винтовки — ага, полная пачка — не боись, товарищ, зря не растратим.
— Семка, ты мне все ж смотри! — крикнул комроты в дождливое небо.
— Та чо ты, в самом-то деле?! — обидчиво заорал невидимый взводный. — Как в первый раз на девку лезешь…
Комроты кивнул, сдвинул на затылок фуражку. Нет, не в первый раз. Но, выходит, в последний. Шляхта уж давно пленных не берет. Колют и стреляют на месте. Взаимно, конечно. Петлюровцы, те головы рубят. Ну, дивного тут мало. Горячее время. Переломное.
Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 244
