– Но это ужасно, мама, через неделю! Бедный Артур!
– Нет, он счастливый.
– Счастливый? Но мы ведь с ним расстаёмся.
– Не расстаётесь. Ты тоже едешь.
– Правда, мамочка?!
– Да, правда, раз я сказала.
– Через неделю?
– Да. За неделю можно многое сделать. Я уже распорядилась насчёт trousseau[114].
– Мамочка, дорогая, ты ангел! А папа что скажет? Я так боюсь его.
– Твой отец – дипломат.
– Ну и что?
– А то, что его жена не менее дипломат, но это между нами. Он успешно справляется с делами Британской империи, а я успешно справляюсь с ним. Вы давно помолвлены, Ида?
– Десять недель, мама.
– Ну вот видишь, пора венчаться. Лорд Артур не может уехать из Англии один. Ты поедешь в Танжер как жена посланника. Посиди-ка здесь на козетке, дай мне подумать… Смотри, экипаж сэра Уильяма. А у меня и к нему есть ключ. Джеймс, попроси доктора зайти к нам!
Тяжёлый парный экипаж подкатил к подъезду, уверенно звякнул колокольчик. Мгновение спустя двери распахнулись, и лакей впустил в гостиную знаменитого доктора. Это был невысокий, гладко выбритый человек, в старомодном чёрном сюртуке, с белым галстуком под стоячим воротничком. Ходил он подав плечи вперёд, в правой руке держал золотое пенсне, которым на ходу размахивал, вся его фигура, острый прищуренный взгляд невольно заставляли подумать о том, сколько же всевозможных недугов исцелил он на своём веку.
– А, моя юная пациентка! – сказал сэр Уильям, входя. – Рад случаю осмотреть вас.
– Да, мне хотелось бы посоветоваться с вами относительно дочери, сэр Уильям. Садитесь, прошу вас, в это кресло.
– Благодарю вас, я лучше сяду здесь, – ответил он, опускаясь на козетку рядом с леди Идой. – Вид у нас сегодня гораздо лучше, не такой анемичный, и пульс полнее. На лице румянец, но не от лихорадки.
– Я себя лучше чувствую, сэр Уильям.
– Но в боку у неё ещё побаливает.
– В боку? Гм… – Он постучал пальцем под ключицей, поднёс к уху трубку стетоскопа и, наклонившись к девушке, пробормотал: – Да, пока ещё вяловато дыхание… и лёгкие хрипы.
– Вы говорили, что хорошо бы переменить обстановку, доктор.
– Конечно, конечно, разумная перемена может быть полезной.
– Вы говорили, что желателен сухой климат. Я хочу в точности исполнить ваши предписания.
– Вы всегда были образцовыми пациентами.
– Мы стараемся ими быть, доктор. Так вы говорили о сухом климате.
– Правда? Я, видимо, запамятовал подробности нашего разговора. Однако сухой климат вполне показан.
– И куда именно поехать?
– Видите ли, я лично считаю, что больному должна быть предоставлена известная свобода. Я обычно не настаиваю на очень строгом режиме. Всегда есть возможность выбрать: Ангадэн, Центральная Европа, Египет, Алжир – куда угодно.
– Я слышала, что и Танжер рекомендуют.
– Конечно, климат там очень сухой.
– Ида, ты слышишь? Сэр Уильям считает, что ты должна ехать в Танжер.
– Или в любое другое…
– Нет-нет, сэр Уильям! Мы чувствуем себя спокойно, только когда подчиняемся вашим предписаниям. Вы сказали, Танжер? Ну что же, попробуем Танжер.
– Право же, леди Чарльз, ваше безграничное доверие мне весьма льстит. Не знаю, кто бы ещё с такой готовностью пожертвовал своими желаниями и планами.
– Сэр Уильям, вы опытный врач. Это нам хорошо известно. Ида поедет в Танжер. Я уверена, это принесёт ей пользу.
– Не сомневаюсь.
– Но вы знаете лорда Чарльза. Он подчас берётся судить о болезнях с такой же лёгкостью, как если бы речь шла о решении государственного дела. Я рассчитываю на то, что вы проявите с ним твёрдость.
– Пока лорд Чарльз оказывает мне честь и считается с моими советами, я убеждён, он не поставит меня в ложное положение, отвергнув это предписание.
Доктор поиграл цепочкой от пенсне и сделал рукой протестующий жест.
– Нет, нет, но вам следует быть особенно настойчивым в отношении Танжера.
– Если я пришёл к убеждению, что для нашей молодой пациентки наилучшее место – Танжер, я, разумеется, не намерен его менять.
– Конечно.
– Я поговорю с лордом Чарльзом сейчас же, как только поднимусь наверх.
– Умоляю вас.
– А пока пусть она продолжает назначенный курс лечения. Я уверен, что жаркий воздух Африки через несколько месяцев полностью восстановит её энергию и здоровье.
С этими словами он отвесил учтивый, несколько старомодный поклон, который играл немаловажную роль в его усилиях сколачивать десятитысячный годовой доход, и мягкой походкой человека, привыкшего проводить бóльшую часть времени у постели больных, пошёл за лакеем наверх.
Как только над дверью задёрнулись красные бархатные портьеры, леди Ида обвила руками шею матери и нежно прильнула головой к её груди:
– Ах, мамочка, ты настоящий дипломат!
Но выражение лица леди Чарльз напоминало выражение лица генерала, только что завидевшего первый дымок пушечной пальбы, а не человека, одержавшего победу.
– Всё образуется, дорогая, – сказала она, с нежностью глядя на пышные жёлтые пряди волос и маленькое ушко дочери. – Впереди ещё много хлопот, но я думаю, что уже можно рискнуть заказать trousseau.
– Ты у меня такая бесстрашная!
– Свадьба, конечно, будет тихой и скромной. Артур должен сейчас же получить разрешение на брак. Вообще-то, я не одобряю поспешных браков, но, когда джентльмен отправляется на выполнение дипломатической миссии, это объяснимо. Мы можем пригласить леди Хильду Иджкоум и Треверсов, а также супругов Гревилл. Я убеждена, что премьер-министр не откажется быть шафером.
– А папа?
– Ну конечно, он тоже будет, если почувствует себя лучше. Дождёмся, когда уедет сэр Уильям. А пока я напишу записку лорду Артуру.
Через полчаса, когда стол был уже усеян письмами, написанными мелким смелым почерком леди Чарльз, хлопнула входная дверь и с улицы донёсся скрип колёс отъезжающего экипажа доктора. Леди Чарльз отложила в сторону перо, поцеловала дочь и направилась в комнату больного. Министр иностранных дел лежал, откинувшись на спинку кресла, лоб его был повязан красным шёлковым шарфом, а ступня, похожая на огромную луковицу – она была обмотана ватой и забинтована, – покоилась на подставке.
– Мне кажется, пора растереть ногу, – сказала леди Чарльз, взбалтывая содержимое синего флакона замысловатой формы. – Положить немного мази?
