— Согласен, отец, хотя заметьте, только сумасшедший будет распевать гимны солнцу.
— А я согласна с отцом Флетчером, — сказала Мейделон. — Мы, конечно, должны маскироваться, и двое сумасшедших с девушкой, да под опекой священника не должны бы вызвать подозрений у королевских патрулей, но хочу вам заметить, что сейчас за нами никто не наблюдает.
— Ты не понимаешь, что такое искусство, — возразил Дирк. — Настоящий лицедей всегда должен быть наготове, ведь никогда не знаешь, когда у тебя появится аудитория.
— С тобой можно было бы и поспорить, — вступил в разговор Гар, — но если принять во внимание, что неподалеку остановились три всадника, то стоит признать, что ты прав.
Дирк вздрогнул и посмотрел вперед. Там, на дороге, сквозь утренний туман были видны силуэты трех верховых.
— Дети мои, успокойтесь. — Казалось, отец Флетчер хочет снять возникшее напряжение. — Не забывайте: два несчастных сумасшедших идут в Бедлам под опекой их сестры и старого священника.
Дирк перекувырнулся и с новой силой заорал «Хвала Солнцу!», и когда он пел второй куплет, голос из тумана крикнул:
— Прекратить!
Дирк дернулся, вскинул руку над головой и, застывши в позе статуи в фонтане, выпучил глаза на подъехавшего солдата.
Отец Флетчер остановился и вопрошающе посмотрел на всадника.
Гар продолжал, шаркая по пыли, двигаться вперед, и Мейделон ухватила его за руку, чтобы он не ушел.
С лошади на путешественников внимательно смотрел сержант.
— Что это вы тут делаете, батюшка?
— Это всего лишь двое сумасшедших и их нормальная, несчастная сестра, — спокойно ответил отец Флетчер.
Один из солдат сдернул капюшон с головы Мейделон. Роскошные каштановые волосы упали на плечи девушки. Солдат присвистнул.
— Под моей опекой, конечно, — добавил отец Флетчер.
Сержант сердито глянул на солдата, и тот отъехал в сторону.
Это поразило Дирка, он не подозревал, что священник имеет здесь такой авторитет.
— И куда же вы, отец, направляетесь?
— Разумеется, в ближайший Бедлам. В Приют святого Ортикона в Шамбрэ.
— Если выпрямить этого согнутого, — неожиданно вступил в разговор солдат, — то...
— Молюсь, чтобы вы и не пытались этого сделать, — пробормотал священник. — Если его тронуть — он придет в неистовство.
Солдат посмотрел на мускулы Гара и чуть отодвинул свою лошадь.
— Ну так что? — прохрипел первый солдат. — Мы их арестуем?
Отец Флетчер с удивлением посмотрел на него.
— За что? Уверяю вас, эти бедняги не сделают ничего дурного.
— Я в этом не сомневаюсь, — усмехнулся сержант. — Но как ни смешно, я подозреваю, что даже вы можете протащить преступников под видом сумасшедших.
— Сержант, — мягко ответил священник. — Я — человек мира!
Дирк вспомнил о стрелах и с трудом удержался от хохота.
— А мы — люди войны, — покачал головой сержант.
— Сержант, — неожиданно сурово заговорил священник, — если вы будете вмешиваться не в свое дело, принимая во внимание, что эти люди находятся под опекой служителя церкви, вы навлечете на себя гнев Всевышнего!
— Справедливо, — задумчиво ответил сержант, — но в противном случае мы навлечем на себя гнев нашего лорда Кора, который почувствуем значительно скорее, чем гнев Божий.
— Ошибаетесь, этого наказания вам не придется дожидаться слишком долго.
— Опять вы правы. — Сержант посмотрел на Дирка, который сосредоточенно играл камешками в пыли дороги.
Сержант выпрямился в седле и, глубоко вздохнув, вынес решение:
— Хорошо, отец, хватит спорить. Мы не должны вмешиваться в дела священников. Мы разрешаем вам продолжить ваш путь к Бедламу.
— Благодарю вас, — тихо сказал священник.
— Наше уважение к вам так велико, — продолжил сержант, — что мы даже проводим вас.
— О! — воскликнул священник. — Весьма вам благодарен, но не стоит беспокоиться...
— Вовсе нет, вовсе нет, — любезно ответил сержант. — Не хотелось бы, чтобы вы стали жертвой бунтовщиков.
На заходе солнца священник и его подопечные, сопровождаемые тремя всадниками, добрались до Приюта святого Ортикона. Сестра, заливаясь слезами, нежно поцеловала братьев, между поцелуями прошептала:
— Постарайтесь не падать духом, мы попытаемся освободить вас отсюда как можно скорее.
Затем она отступила в сторону, священник благословил несчастных, и из дверей вышел служитель, чтобы увести их в сырой холодный мрак, наполненный запахом экскрементов и немытых тел.
Дирк и Гар невольно попятились, оглушенные воем и стонами. Дирк пытался хоть что-то разглядеть в темноте. Огромную комнату освещали только несколько маленьких окон, расположенных высоко, почти под самым потолком. Силы света из окошек не хватало, чтобы разрушить мрак, окутывающий груды мертвенно-бледных тел, одетых в рогожные лохмотья.
Сумасшедшие лежали на соломенных подстилках, кто-то сидел, кто-то стоял, прижавшись к стене. Каждый был прикован цепью к кольцу в стене. Дирку захотелось спрятаться, сжаться внутри своей оболочки, только бы не прикоснуться ни к одному из этих безумных, скрыться от этого моря стонов, от этих стен отчаяния, от криков боли и раскатов кошмарного хохота. Промелькнула мысль: а сможет ли он продержаться здесь хотя бы одну ночь... Но в этот момент
Дирк почувствовал, как служитель приковал его цепью к стене и увидел себя и Гара, помещенного между торговцем и фермером, сидящим на корточках и облизывающим болячку на руке.
— Это — сумасшедший дом, — пробормотал ошеломленный Дирк.
— Да. — Гар нервно глотнул, оглядывая комнату выпученными глазами. — Это тебе не психиатрическая лечебница, а настоящий средневековый сумасшедший дом. Бедлам. — Он снова судорожно сглотнул.
— Да тут невозможно провести даже одну ночь.
— Заткнись, — рявкнул Гар и вытер пот со лба. Дирк вздрогнул и почувствовал внезапный страх, увидев злобный блеск в глазах Гара. Гигант показался ему раненым, сражающимся с болью, которая когтями разрывает его внутренности.
— Что с тобой? — участливо спросил Дирк.
— Стены... агония... отчаяние... — Гар со злобой обернулся к Дирку. — Заткнись, говорю тебе! Не можешь помолчать? Ты действуешь мне на нервы!
Дирк присел на корточки, страх сделал его ноги ватными, они его не держали. Дирк замолчал.
Наступила ночь. Гар опустился на пол, спина его прижалась к грубому камню стены, глаза, не моргая, уставились в одну точку, по лицу стекал пот.
Служитель принес поднос с едой. Каждому полагалось по куску черствого хлеба, кружка воды и миска овсяной каши. Ложек не дали, кто-то ел кашу руками, а кто-то по-звериному лакал ее из миски.
