Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Лялька была на все согласна.
Пока готовился ужин, в кухню время от времени врывалась разгоряченная Марина, недовольная предательством сестры. По ее, Марининому, разумению, Лялька была просто обязана последовать за ней в комнату, чтобы продемонстрировать родителям их общее недовольство. Но вместо этого маленькая дрянь сидела на кухне рядом с матерью, удостоившись чести крошить в салат помидоры.
– Помощница ты моя! – подбадривала Ляльку Алла Викторовна, не переставая с грустью наблюдать за вторжениями старшей дочери. Было ясно: на этом конфликт не закончится. За пятнадцать лет она уже привыкла к прихотливым зигзагам Марининого поведения и научилась не реагировать на них, подведя под это почти научную базу – тип нервной системы, подростковый возраст, гормональные бури… «Перебесится», – со знанием дела успокаивала она мужа, однако сама в это не верила. Иногда Алле Викторовне даже казалось, что всему виной они с Андреем, зачавшие ее в сумасшедшей страсти. «Не говори ерунды! – отмахивался муж, с иронией относившийся к объяснениям такого рода. – Ты же доктор!» «Доктор», – соглашалась Алла, но ничего со своими мыслями поделать не могла: они методично двигались в одну и ту же сторону, хотя ни в одном учебнике по генетике не содержалось информации о существовании связи между родительской страстностью в момент зачатия и характером ребенка. Но все-таки такая связь была, считала Реплянко, перебирая в памяти моменты, предшествующие зачатию Марины. «Не вовремя, – предупреждала ее мать, попросив повременить с беременностью. – Не приноровились еще, страсти не улеглись». Но молодая и неопытная Алла, уверенная в великой преобразующей силе любви, сломя голову ринулась в брачный омут, в котором и продолжала пребывать по сегодняшний день.
– Поможешь? – обратилась она к дочери, но Марина сделала вид, что не слышит. – Поможешь? – повторила свой вопрос Алла Викторовна, снимая с огня кастрюлю с кипящими макаронами и показывая на новый дуршлаг. Тогда дочь словно нехотя протянула к нему руку, взяла, покрутила и поднесла к раковине. Но то ли дырочки в дуршлаге оказались слишком маленькими, то ли кипятка разом вылилось слишком много, но легко откинуть макароны не получилось – вода выплеснулась прямо Марине на руки.
– Ай, – вскрикнула девочка, выпустив дуршлаг. Макароны вывалились в раковину.
– Похоже, у кого-то руки не из того места растут! – не преминул прокомментировать отец, вызвав у старшей дочери приступ ярости.
– Зато у тебя из того! – не осталась в долгу Марина и, зная, чем его задеть, добавила: – Что ни книга, то шедевр!
– Прекрати немедленно! – моментально вмешалась Алла Викторовна. – Что ты себе позволяешь? Это твой отец! – Авторитет мужа был для нее непререкаем. – Извинись немедленно!
– А что я такого сказала? – Марина молниеносно изменила интонацию. – Я просто сказала, что каждая его книга – это шедевр. Разве не так?
– Так, – тут же басом поддакнула напоминающая приземистого мужичка Лялька, за день уже уставшая от криков.
– Тебя не спрашивают! – шикнула на нее старшая сестра и с гордо поднятой головой покинула кухню.
– Вот и поужинали, – подвела итог Алла Викторовна, с трудом разглядев на руках у мужа котенка, почти слившегося с серым свитером: уткнувшись в сгиб локтя, малыш мирно спал.
– Просто сумасшедший дом! – пожаловался супруг, как будто кто-то другой, а не он сам был причастен к случившемуся. – Когда же она у нас повзрослеет?
– Никогда, – заверила его Лялька, сползла с табуретки и ткнулась отцу в бок. Точно так же, как и ее мать, она не могла долго сердиться и всегда шла на примирение первой. «Ради любви», – успокаивала себя в таких случаях Алла. «Ради любви», – пока еще не могла сказать ее младшая дочь, но было ясно, чем наполнено ее сердце.
Ужинали в молчании, Марина так и не появилась.
– Сходи к ней, – попросила мужа Алла Викторовна, зная, что с ней дочь просто не станет разговаривать.
– Зачем? – Поэт явно не чувствовал себя виноватым.
– Ты старше. Ты мудрее. У нее сейчас трудный возраст. Она нуждается в твоей поддержке.
– Не больше, чем в твоей. – Взаимодействовать с Мариной Андрею явно не хотелось, но тем не менее он повиновался, и пошел, и долго говорил с дочерью, наблюдая словно со стороны за тем, как та отстаивает свои права, хотя, как ему казалось, никто на них и не посягал. Но Марина думала иначе и уже давно жила с ощущением, что весь мир против нее – и мать, и отец, и даже эта невозможная толстуха Лялька…
Иногда ночами Марина просыпалась от чувства жалости к себе и молча глотала слезы, мысленно высказывая воображаемым оппонентам все то, что не получалось произнести вслух. А так хотелось! Мешала гордость, и в этом отношении Марина была достоверной копией отца, из гордости отказывающегося от большинства предложений, сулящих достаток. «Я не графоман! Я поэт! Меня нельзя нанять! Искусство – это вам не сфера обслуживания. Это храм!» – возмущался Реплянко, а выгодный заказ уплывал к более покладистому товарищу по цеху. Но Алла Викторовна на мужа не обижалась, а полунищенское существование словно не замечала, потому что искренне считала своего Андрюшеньку гениальным и старалась заработать сама, не пренебрегая ничем, начиная от дополнительной ставки в училище и заканчивая снятием порчи, за что, кстати, люди были готовы платить хорошие деньги. Однако не все, а торговаться Алла Викторовна не любила, да и не умела. Она умела уступать. И в первую очередь – мужу и старшей дочери. Только так, ей казалось, можно было сохранить некое подобие семейного благополучия, периодически взрывающегося из-за ссор.
Чтобы их минимизировать, Алла Викторовна вела долгие разговоры то с одним, то с другим, учитывая возрастные особенности каждого. Но если старший Реплянко, как правило, к словам жены прислушивался, то Марина просто неистовствовала, нагромождая одно обвинение в адрес отца на другое. Зато материнских «грехов» она словно не замечала: одни, видимо, были слишком мелкими – не до них, а другие настолько крупными, что и так все ясно. А может быть, Марина просто не доверяла ей, автоматически объединив мать с Лялькой – обе из другого теста, не то что они с отцом.
– Давай поговорим, – неоднократно предлагала ей Алла Викторовна, но встречала в ответ только глухое сопротивление – Марина даже головы не поворачивала в ее сторону, всем своим видом выказывая равнодушие. – Пожалуйста, – продолжала просить Алла, но дочь оставалась неприступной. Она словно наказывала мать за что-то, а за что – сама не могла взять в толк. Не понимала этого и Алла Викторовна, без устали ломившаяся в закрытую дверь, поддерживая таким образом иллюзию правоты в Марине. «Муза!» – ехидно про себя называла она мать, не осознавая, что завидует ей, из-за чего и была то подавлена, то возмущена. Других состояний, находясь дома, девочка практически не знала, наивно полагая, что всему виной ее родители, а точнее, их эгоизм и сосредоточенность друг на друге.
– Зачем вы меня родили? – спросила Марина у отца в тот день, когда Алла Викторовна заставила мужа пойти и поговорить с ней.
– Нечаянно, – отшутился Реплянко, не заметив, как дрогнула венка под глазом у дочери. – Так бывает…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
