— Это правильно! Я тоже велела сыну идти домой, — сказала Люси.
— Горячая ванна! — воскликнула Мэгги. — И поспать пару часов, если муж сможет отвезти мальчика в школу, а малыша к няне…
— Ну конечно сможет! — сказала Люси. — А завтра в часы посещения вернетесь.
— Так и сделаю, — сказала Мэгги, но не встала.
Люси уже собиралась рассказать ей о том, что Мори не откликается, а «Румпельштильцхен» не принят и не отвергнут, но молодая женщина достала мобильник. Она позвонила приходящей медсестре — отменить визит, и няне Стиви — изменить время. Она не смогла дозвониться в офис на Кастель-стрит, и ей не удалось связаться с мужем, чтобы сообщить ему, куда после уроков нужно отвезти Дэвида на детский праздник; потом снова набрала Кастель-стрит.
— Не получилось, позвоню из дома.
Люси пожелала ей удачи.
Корпулентный чернокожий папаша и его чересчур послушный сынок ушли.
Пара, мужчина и женщина, кончили есть. Поднялись. Он стоял, пока она складывала тарелки на поднос.
— Извините, вы не скажете, какой сегодня день? — спросила его Люси.
Мужчина откинул голову — точь-в-точь как брат той толстой девочки в отделении неотложной помощи. Нахмурился.
— Что?
— У меня назначена встреча, и я боюсь перепутать дату, — сказала Люси.
— Вторник. — И повернулся навстречу жене, при виде которой испытал явное облегчение.
Люси проводила их взглядом: они шли к выходу, он опережал ее на пару шагов.
Блондины не отрывались от смартфонов, и Люси вспомнила о своем мобильнике. Открыла сумку, нашла телефон; там же лежали очки для чтения. И записная книжка. Она набрала номер Фредди Уэллса.
— Это Люси!
Милый Фредди! По голосу она поняла, что он рад звонку.
— Люси! Сколько лет ни слуху ни духу! Что делает с людьми Нью-Йорк!
Чувствует он себя хорошо — вполне сносно. И Лиза тоже. А как Люси?
— Неплохо. Представляешь, мой сын Бенедикт и я — мы коллеги, вместе работаем.
Первые клочки информации, которыми старые знакомые обмениваются после продолжительной разлуки, обычно не представляют взаимного интереса, да и вообще не интересны никому. Люси понимала, что Фредди все равно пропустит мимо ушей даты и подробности истории о том, как Мори не принял и не отверг и даже не подтвердил, что получил рассказ, который она сначала назвала «Неотложку!», потом поменяла на «Скорую помощь» и еще раз на «Девять-один-один».
— Пока до меня не дошло, — сказала она, — что это прочитывается как «Девять-одиннадцать»[29], а рассказ совсем о другом. Он о последней болезни Берти — ну и не о ней, конечно. Я назвала его «Румпельшильцхен в неотложном», он крошечный. Могу тебе прочесть. — И начала читать.
— Нет, нет, нет, не зови врача! —
читала Люси.
— Что он понимает, этот врач? — бормочет мужчина, страдая от боли. Он поворачивается на бок, на другой. Шепот его вопиет: — Врача! СКОРЕЕ!
— Люси, — сказал Фредди, — я хочу услышать твой рассказ, но Лиза вот-вот подаст ужин.
Наблюдательность Люси не зависела от пяти чувств. Она вполне могла представить себе, как умница Лиза Уэллс — та еще зануда, но Люси она, скорее, нравилась — в своей филадельфийской гостиной, куда Люси не раз приглашали на ужин, рисует в воздухе вопросительный знак. Фредди, конечно, пожимает плечами и свободной от телефонной трубки рукой делает жест, означающий: «Ничего не могу поделать».
— Это миниатюрка, несколько страниц, — сказала Люси и продолжала читать.
На счет «три» водитель и санитар «скорой» перекладывают терзаемого болью мужчину на носилки. Внутри машины вой сирены глуше, на него можно не обращать внимания. Больной бьется: он лежит на спине, ему надо повернуться на бок, а ремни не дают. Ему надо сесть, согнуться.
Голос Фреда в ухе:
— Лиза мне напоминает: у нас гости, их надо встретить.
Санитар молодой и высокий.
— Где болит? — спрашивает он мужчину, а тот силится определить, отчего у него возникает ощущение, что его вот-вот опять вырвет.
— Люси, — говорит Фред Уэллс, — этот рассказ ранит душу, его надо слушать очень внимательно, а тут эти гости… — И правда, Люси слышит, как там, в Филадельфии, кто-то звонит в дверь Уэллсова дома, если только это не Лиза выскользнула наружу и давит на кнопку звонка.
— Если Мори отказывается, пришли его мне в «Ридер», — говорит Фредди.
— Ни за что. С меня довольно, довольно, довольно! — кричит Люси. — Это все равно что отправить ребенка в школу и даже не знать, добрался ли он туда!
Санитар спрашивает пациента, сколько времени у него эти боли, — но и на этот вопрос не получает ответа:
— Часы! Много часов! Месяц за месяцем. Вот уже год они то появляются, то исчезают, —
читает Люси в тишину, ни с чем не сравнимую тишину телефонной линии, когда собеседник повесил трубку.
Уже во второй половине дня Бенедикт примчался в квартиру матери и оттуда позвонил Элу:
— Она прослушала сообщения на автоответчике.
— Кто?
— Мама. Когда я звонил в полдень, она говорила по городскому телефону. А потом, должно быть, опять вышла. Я звоню ей на мобильник, а он занят! На мои сообщения она все равно не ответит — не позволила показать ей, как пользоваться голосовой почтой.
— Когда отец купил бабушке ее первую посудомоечную машину, — сказал Эл, — она намыливала каждую тарелку перед тем, как ее туда поместить, — знала, что это ни к чему, говорила, что понимает, как это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
Бенедикту было одиноко. Он все сильнее тревожился за Люси, а Эл, хоть он и славный парень, разделить его тревогу не мог. Бенедикт позвонил Гретель, но у той был выключен мобильник. Он еще раз набрал Люси. С кем она может говорить? Где она?
Он уже был на пути домой, когда решил вернуться в «Кедры» и там, оплошав, попал на какую-то лекцию. Слушатели были в форменных халатах младшего медперсонала. Лекцию читала седая сестра. Она водила указкой по диаграмме на экране монитора.
— От вас потребуется умение оценить, первое, каков наиболее распространенный тип деменции и ее разнообразие; второе, взаимосвязь между различными типами деменции и сопутствующими заболеваниями; третье, роль депрессии как предвестника, фактора риска и проявления деменции; четвертое…
Бенедикт вышел, закрыл за собой дверь, и студентка в последнем ряду, обернувшаяся было посмотреть, кто вошел, повернулась обратно и заглянула в тетрадь соседки, чтобы списать пропущенное.
