Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Сколько раз он слышал о том, что этому пареньку пора бросать, у него нет ни единого шанса, и вот он на льду. Никто не боролся за свой шанс так отчаянно, как он, и сегодня он наконец его получил. Ни дать ни взять исполнение мечты, а мечта в этот день была Петеру просто необходима.
Увидев на льду Амата, Суне почувствовал одновременно грусть и удовлетворение. Он вернулся в свой кабинет и запер дверь. Сегодня вечером ему предстояла последняя тренировка с основной командой – когда сезон будет окончен, он пойдет домой, в глубине души желая того, чего желают все, кто покидает свое дело: пусть все рухнет. Без нас жизнь остановится. Мы незаменимы. Но ничего не случится, ледовый дворец останется стоять на своем месте, клуб будет жить дальше.
Затянув ремешок на шлеме, Амат ринулся в самую толкотню, и его жестко сбили с ног силовым приемом, но, упав на лед, он тут же подскочил, словно мячик. Его еще раз сбили с ног, но он снова вскочил как ни в чем не бывало. Откинувшись в кресле, Петер улыбнулся во весь рот – по словам Миры, такая улыбка бывает у него лишь в сонном блаженстве после двух горячих бутербродов с сыром и полубокала красного вина. Петер дал себе еще четверть часа, а потом вернулся в кабинет. На сердце стало легче.
Фатима стояла в туалете и распрямляла спину, медленно и осторожно, чтобы никто не услышал, как она стонет от боли. Иногда по утрам ей приходилось буквально скатываться с постели на пол, потому что мышцы отказывали. Она скрывала это, как могла, всегда делала так, чтобы ее мальчик сидел в автобусе ближе к выходу, смотрел в другую сторону и не видел ее лица, когда она встает. Незаметно поддергивала вверх края мусорных пакетов в корзинах, чтобы потом меньше наклоняться. Каждый день Фатима придумывала все новые ухищрения, чтобы облегчить боль.
Заглянув к Петеру в кабинет, она извинилась, но, если бы она промолчала, Петер и вовсе бы ее не заметил. Он поднял взгляд от бумаг и удивленно посмотрел на часы:
– Дорогая Фатима, что вы здесь делаете?
Она в ужасе отступила назад:
– Извините, что помешала! Я только хотела забрать мусор и полить цветы, я могу прийти позже, когда вы уйдете домой!
Петер почесал голову. Засмеялся.
– Вам еще никто не сказал?
– Что?
– Про Амата.
Петер слишком поздно понял, что матери такое говорить нельзя. Она тотчас подумает, что либо ее сын попал в страшную катастрофу, либо его забрали в полицию, – когда говорят «а вы знаете, что с вашим сыном?», для родителей среднего не бывает.
Петер мягко обнял Фатиму за плечи и повел на трибуну. Ей понадобилось полминуты, чтобы все осознать. Закрыв лицо руками, Фатима зарыдала. Ее мальчик, на голову ниже всех остальных, – на тренировке юниорской команды. Ее родной сын.
Никогда еще она не держала спину так прямо. Она могла бы пробежать сейчас тысячу миль.
13
Юниоры играли вполсилы, им сказали выкладываться на семьдесят пять процентов, никому не нужны были травмы за неделю до матча. Амат себе такую роскошь позволить не мог и бросался во все горячие точки, взрезая лед каждой бороздкой коньков так, будто хотел вскрыть бетонный пол. Но тщетно. Юниоры цеплялись к нему и ставили подножки, прижимали к борту, били клюшками по запястьям и нарочно задевали все слабые места в защите, чтобы ударить побольнее. Он получил локтем по затылку, лихо упал на четвереньки и, увидев, как перед ним вспарывают лед коньки Лита, не успел зажмуриться и получил ледяной душ в лицо. Давид не проронил ни звука. Три четверти часа спустя мальчишка был таким усталым и потным, что понадобилось поистине эпическое самообладание, чтоб не заорать: «Что я здесь делаю?! Зачем вы меня позвали, раз все равно не даете играть?» Он слышал, как они смеются у него за спиной. И знал, что потом засмеются еще громче.
– Я же говорил, он слишком слабый, – фыркнул Бенгт, когда Амат в тысячный раз с трудом поднимался на ноги.
Давид посмотрел на часы.
– Один на один, поехали. Амат и Бубу, – скомандовал он.
– Ты шутишь? У Амата вторая тренировка подряд, он труп!
– Приготовь их, – ответил Давид.
Пожав плечами, Бенгт дунул в свисток. Давид остался стоять у борта. Он знал, что его подход очень спорный, и, чтобы клуб разрешил провести этот подход в жизнь, ему нужна очередная победа. Это единственное, что его беспокоило. Без проигравших нет победителей, чтобы на свет родилась звезда, кем-то из коллектива нужно пожертвовать.
Фирменное упражнение Давида «один на один» заключалось в следующем: вдоль борта площадки друг за другом ставятся конусы – так, что получается коридор. Защитник и нападающий едут друг другу навстречу. Нападающий должен суметь проскочить мимо в узком пространстве: если шайба вылетает за пределы коридора, выигрывает защитник.
Бенгт поставил конусы на расстоянии семи-восьми метров от борта, но Давид попросил его сузить коридор. Бенгт удивился, но просьбу выполнил. Давид попросил сделать еще уже. Пара юниоров поежилась, но промолчала. В конце концов коридор стал не шире метра – настолько узким, что у Амата не осталось шансов, используя свою скорость, проскочить мимо Бубу сбоку, – они должны были столкнуться лоб в лоб. Амат, весивший почти на сорок килограммов меньше Бубу, тоже это видел. Мышцы на ногах дрожали от напряжения, когда он гнал шайбу, упражнение предусматривало некое честное расстояние между нападающим и защитником, но Бубу его не дал. Он помчался прямо на Амата и встретил его всей тяжестью своего веса. Тельце Амата отскочило на лед, как мешок с мукой. Со скамьи запасных раздался гогот. Давид жестом показал, что упражнение надо повторить.
– Будь мужчиной! – выкрикнул Бенгт.
Амат поправил шлем. Попытался успокоить дыхание. На этот раз Бубу двигался еще быстрее, у Амата в глазах потемнело, и когда он наконец раскрыл их в углу площадки, то даже не понял, как туда попал.
Он не услышал смеха со скамейки запасных: в ушах бултыхалось эхо от удара. Амат поднялся, взял шайбу. Бубу ткнул его клюшкой в грудь – это примерно как на полной скорости врезаться в торчащий сук.
– Вставай! – заорал Бенгт.
Амат с трудом поднялся со льда. Изо рта текла кровь, он понял, что прокусил губу или язык, а может, и то и другое. Бубу склонился над ним, но смотрел он уже не злорадно. На этот раз его взгляд был почти тревожным. В нем даже мелькнуло сострадание. Или, по крайней мере, некое его подобие.
– Какого черта, Амат? Лежи. Ты что, не понимаешь, Давиду только этого и надо. За этим он тебя и позвал.
Амат покосился на скамью запасных. Давид стоял и ждал с невозмутимым видом, скрестив на груди руки. Даже Бенгт и тот был немного обеспокоен. И только тогда Амат понял, что хотел сказать Бубу. Победа – единственное, что имело значение для Давида, а победить в большом матче может только команда, которая верит в себя. А что надо сделать за день накануне крупнейшего матча в истории клуба? Правильно, дать им прикончить слабого. Амат здесь не на правах игрока, он здесь в качестве жертвы.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
