Повзрослев, Джорнил начал очень болезненно относиться к Кесару. Эм Ксаи сам позаботился об этом, зачастую применяя нечестные приемы. Теперь же появилась возможность на одну ночь превратиться в Кесара, и это было так упоительно! В этом крылся некий вызов. Вдобавок то, что, появившись в городе в чужом обличье, он продолжит легендарную традицию своего отца, придавало затее дополнительную остроту.
Сузамун сойдет с ума, если когда-нибудь узнает об этом. Но Джорнил, хотя и опасался своего отца, не питал ни малейшего почтения к его способности рассуждать.
Переодевшись в красный костюм, он скинул маску-солнце. Та, которую он надел взамен, была ничем не примечательной, если не считать того, что одна ее половина была черной, а другая — белой. Светлые волосы принца скрыл густой черный парик.
Джорнил оглядел себя в зеркале, вышел из комнаты и двинулся по коридору для слуг во внутренний дворик, стараясь широко шагать в подражание Кесару. Там он вскочил на черного зееба, а свита из пяти солдат в зачерненных кольчугах развернула небольшое знамя с огненной ящерицей.
Они поспешили в город.
Была уже почти полночь. В одних кварталах карнавал был в самом разгаре, в других, наоборот, сошел на нет.
Когда раздались первые крики: «Эм Ксаи! Это принц эм Ксаи!» — Джорнил широко усмехнулся под своей маской.
Он усмехался еще долго, пока у него не свело челюсти. И даже ни на миг не задумался, почему его, явно имевшего все, чего был лишен Кесар, так тянет влезть в его шкуру, почему это доставляет ему такое наслаждение.
Его удовольствие и возбуждение неизбежно переплелись с зовом Застис. Он начал желать женщину и принялся оглядываться по сторонам в поисках подходящей.
Как он, так и его свита к тому времени были уже изрядно пьяны. Выехав на площадь, где все еще кипело празднество, он решил сойти с зееба и двигаться дальше пешком. Телохранители расчищали ему дорогу. Процессия вилась по площади, крича и распевая песни, а уличные артисты жонглировали горящими головнями. Он обернулся поглядеть на это, когда из толпы вдруг выступила девушка и бросилась к нему.
Ее лицо скрывала маска калинкса, но выбивающиеся из-под нее надушенные волосы рассыпались по почти ничем не прикрытым плечам и груди. Это была темнокожая висская женщина. Она прильнула к нему.
— Господин мой Кесар, — проговорила она хрипло, — закорианские пираты убили моих братьев. Вы отомстили за меня и за других таких же, как я. С тех пор я полюбила вас. Ясмис услышала мои молитвы и привела вас сюда, рискуя навлечь на вас гнев короля. Я шла за вами многие мили, не осмеливаясь заговорить. Умоляю, не гоните меня.
Джорнил учащенно задышал. Протянув руку, он сорвал с нее маску, как, по его мнению, непременно поступил бы Кесар. Она была очень хорошенькой и даже чем-то напоминала ту девушку, что когда-то жила во дворце у эм Ксаи.
Он прошептал что-то ей на ухо. Она приникла к нему, искусно прижимаясь к его телу сквозь наряд Кесара.
Девушка повела Джорнила через площадь, его пятеро солдат потащились следом. Они свернули в проулок, потом в какой-то дворик перед темным полуразрушенным домом.
Расстегиваясь на ходу, Джорнил поспешил в темноту за дверью, шумно дыша, и прижал девушку к стене. Его солдаты отирались под дверью в надежде, что когда принц натешится, им тоже удастся поразвлечься.
Запрокинув голову, чтобы допить вино из почти опустевшего меха, пятый солдат поперхнулся. Со стены на него падало небо, и почему-то с ножом, который оказался у него в горле вместо вина.
Повозка, увешанная лентами и бубенчиками, со звоном прогрохотала по улицам, увлекаемая тройкой насмерть перепуганных зеебов. Когда она увязла в густой толпе и люди забрались на нее, чтобы взглянуть на поклажу, то обнаружили только один груз.
Это было тело принца Кесара эм Ксаи, одетого в красный наряд, цвет которого все же не мог скрыть множества ран. Его кололи и резали, пронзали и рвали на части, оставив нетронутым лишь лицо под маской. Когда же маску сняли, то лицо, открывшееся под ней, оказалось лицом королевского наследника, Джорнила.
Ночь медленно ползла к утру, но в комнате без окон этого не было видно, как не было видно ни луны, ни звезд, ни даже самой Алой Звезды. Он был прав, ее брат Кесар.
Ей стоило лишь подумать об этом, чтобы вновь ощутить его руки и губы на своей коже, его тело на своем теле и внутри него, снова пережить то исступление, до которого он неоднократно довел ее за недолгие часы, проведенные ими вместе в ту ночь. Каждая близость изнуряла ее, опустошая, выпивая все силы до капли. Она больше не могла думать, не могла бороться с этим — ни физически, ни душевно. Она лежала под ним, рядом с ним, сливаясь с его телом, распластанная по своему аскетическому ложу, в колыбели его рук, в упоительном заточении. И внутренний голос снова и снова упрекал ее, напоминая, что ее плоть жаждала его столь же сильно, как он сам жаждал ее. Отпираться бесполезно — это не было насилием. Все так, как сказал Кесар — он воспользовался ею, а она им. Они пытались уничтожить один другого, разбиваясь, точно волны, о берега страсти и жизни друг друга. По крайней мере, так ей казалось.
Потом он покинул ее, чтобы вернуться в Истрис — не просто ушел. Он был уверен. Его уверенность и сила сияли жгучим темным огнем в этой тесной неосвещенной комнатке, и она не хотела, чтобы он уходил. Она боялась, ибо с его уходом оставалась совсем одна. Ей некуда будет деться от осознания того, что они наделали.
Кесар поцеловал ее и отстранил от себя, на этот раз очень ласково.
«Я вернусь. Я заберу тебя из этого каменного мешка, когда смогу, когда ты будешь в безопасности. А пока жди меня здесь».
Он поцеловал ее еще раз, поцелуем любовника, и она снова упала на простыни. Он вышел из комнаты и ушел, а она стала для него очередной победой, оставшейся позади, утратившей свою первостепенную важность. О, никто не знал этого лучше, чем она.
Для нее же...
Он превратился в исполина, заслонившего собой все ее горизонты. Она сбежала от него, но он ее настиг. Богиня Анкабека дала ему средство, поэтому свет богини померк для Вал-Нардии. Теперь в ее душе безраздельно властвовал Кесар. Его черные помыслы. Его сила. Тень поверх тени.
Как вообще могли они появиться на свет, близнецы, но воплощения совершенно противоположных принципов, да еще разного пола? Вал-Нардия — сама робость, бегущая от мира. И он — охотник, разрушитель.
Кесар был злом. Она знала это. Она знала это еще с детства. Жестокий и безжалостный, он обладал душой, в которой недоставало какой-то важной частицы.
Она так долго противилась этому — но так и не нашла никакого средства. И все же такое средство было. Она осознала это вместе с другим неумолимым осознанием.
Сначала она пыталась вести себя так, словно все течет по-прежнему. Но ее тело, которое вероломно предало ее в его руки, насмехалось над ней, довольное тем, что натворило, принявшее на себя его мету. Ибо в ее теле был ребенок. Ребенок ее брата.
