Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Самих по себе этих неприятностей было довольно, чтобы испортить настроение даже очень беззаботному существу, а жизнь Анатолия и без того состояла из одних забот. Поэтому он покидал Элизабет-кранкенхауз угрюмо, не глядя по сторонам, так и не узнав, что все это время находился совсем рядом с той, о встрече с которой мечтал все дни пребывания в больнице, не зная, как ее отыскать; об участи которой не имел ни малейшего представления.
И это буквально сводило его с ума, надрывало душу!
Но прежде чем искать утешения душе и уму, предстояло позаботиться о бренном теле. Правда, Анатолий не был уверен, что это самое тело стоит его забот. Он находился в таком упадническом, таком подавленном состоянии, что первым делом дошел до Постдамского моста и постоял над водой Ландвер-канала. Было общеизвестно, что глубина канала местами достигала двух метров, и этого было вполне достаточно, чтобы погрузиться с головой и утонуть, да вот беда – он толком не знал, где самое глубокое место, а тут, под мостом, вроде мелковато. К тому же, когда он лежал в больнице, ходили разговоры про какую-то девушку, которая пыталась утопиться, да не удалось: ее выловил полицейский сержант.
Анатолий представил, как его вылавливает полицейский сержант, и, передернувшись от отвращения, пошел с моста.
Сейчас надо было раздобыть денег, а раздобыть их было решительно негде, разве что у Клауса. Конечно, Клаус наверняка обижен, что Анатолий так надолго пропал – все-таки полтора месяца не подавал о себе вестей. Может быть, и ехать к нему не стоит – ничего не даст, да и неохота до омерзения…
Неохота, но деваться некуда!
В русскую амбулаторию Красного Креста на Мариенштрассе, 30, Анатолий уже пытался устроиться в самом начале своей берлинской жизни. Однако мест для недоучившегося студента-медика не нашлось: дипломированные врачи безуспешно старались устроиться хотя бы санитарами, сообщил ему доктор Леонид Аксенов, открывший эту амбулаторию и распоряжавшийся вакансиями.
Конечно, в Шарлоттенбурге[48], на Виландштрассе, 11, находится «Общество помощи русским беженцам», куда вроде бы можно обратиться за помощью, однако Анатолий там побывал еще в прошлом году, как только добрался до Берлина. Он попал на прием к самому Сергею Дмитриевичу Боткину, который подписал разрешение на выдачу пособия и талонов в эмигрантскую столовую (бесплатное питание в первый месяц), но предупредил, что на постоянную помощь общества лучше не рассчитывать: двести тысяч русских беженцев находится сейчас в Берлине (недаром Шарлоттенбург даже местные жители уже называют Шарлоттенградом!), а средства общества ограничены.
– Да, работу по вашей специальности найти трудно, однако вы обладаете великолепной внешностью, – глядя на Анатолия не без завистливого отвращения (внешность самого господина Боткина великолепной нельзя было назвать даже в бреду!), буркнул Сергей Дмитриевич. – Знаете, на Виттенбергплатц есть русская ресторация «Медведь» – там прислуживают кельнерами офицеры из лучших дворянских фамилий, но красота ценится куда больше благородного происхождения.
К тому времени Анатолий уже привык утираться от подлобных плевков в лицо, поэтому он горячо поблагодарил господина Боткина и послушно отправился на Виттенбергплатц. Однако швейцар, который тоже принадлежал к числу господ офицеров лучших дворянских фамилий, кликнул нескольких своих сослуживцев, которые не собирались уступать хлебные места в «Медведе» какому-то пришлому красавчику, и они с порога недвусмысленно дали понять Анатолию, что случится с его «великолепной внешностью», если он осмелится обратиться к хозяину ресторации.
Анатолий все понял правильно и обращаться к хозяину не стал.
После «Медведя» Анатолий побывал еще в нескольких русских и польских ресторациях, попытался также пристроиться на работу в одном из многочисленных магазинов Тауэнциенштрассе, которую называли шарлоттенградским «Кузнецким мостом»; бедствовал, голодал, пока не сделался завсегдатаем аллей Тиргартена, где бродили не только размалеванные проститутки, но и проституты, в любую погоду носившие короткие штаны, вроде курцев, непременной принадлежности баварского трахтена[49], чтобы видно было красоту ног (кто-то из клиентов предпочитал кривые и волосатые, кто-то – стройные и по-девичьи гладкие), томно улыбающиеся подкрашенными губами и играющие подкрашенными глазами. За сеанс они получали полторы марки, потом, когда инфляция сошла с ума, гонорары поднимались до миллионов обесцененных марок…
Здесь, в Тиргартене, Анатолий и столкнулся снова с Боткиным, который стоял на пороге ресторана «Санкт-Петербург» и ковырял во рту зубочисткой.
Встретившись взглядом с Анатолием (на его правой руке висела шестидесятилетняя красотка, искательница любви молодых красавцев, на левой – ее брат-близнец, обладающий теми же пристрастиями), Боткин молодого человека мгновенно узнал и с брезгливой улыбкой поздравил с тем, что тот все же нашел свое место в жизни. Анатолий рванулся было к нему, стряхивая с рук клиентов, однако Сергей Дмитриевич юркнул обратно в недра ресторации. На порог выступил швейцар, который, вполне возможно, некогда блистал в качестве борца в тяжелом весе в цирке Соломонского на Цветном бульваре или Винклера в саду «Эрмитаж»; близнецы, престарелые искатели любовных приключений, возмущенно завопили, оттаскивая свою добычу к подъехавшему весьма кстати такси – и Анатолий, который был тогда особенно голоден и не знал, чем платить за квартиру, а главное, прекрасно понимал, что ничего, кроме презрения и брезгливости, он и в самом деле не заслуживает, смирился и уехал с ними.
Больше он с Боткиным не встречался, но знал, что за помощью к нему не обратится, даже умирая с голоду. Уж лучше Клаус! Он хоть не презирает своего русского друга!
Анатолий двинулся было к трамвайной остановке, но потом вспомнил, что у него в кармане ни пфеннига. Хотя по нынешним временам пфенниги годятся только на то, чтобы швырять их в воду вместо камушков… в тот же Ландвер-канал, к примеру! На унтергруд[50] денег тоже не было, а уж на такси – тем более. А впрочем, Анатолий с некоторых пор зарекся ездить на такси.
Поэтому он пошел пешком, хотя Клаус жил далеко, на Бельзигерштрассе. Пошел, качаясь от усталости и голода, потому что его как выписанного из больницы не накормили завтраком, а что касается ужина, то начальство Элизабет-кранкенхауза не сомневалось, что его следует отдавать врагу. Вообще в больнице кормили отвратительно скудно, да и приготовлено все было очень плохо, поэтому Анатолий и обессилел. Сейчас он был готов на все, чтобы поесть и раздобыть хоть немного денег. В прошлый раз они с Клаусом расстались отвратительно. Но этот толстый немчик называл себя искренним другом Анатолия, восхищался им, всегда был готов прийти на помощь и не раз приходил, вытаскивая его из мелких и крупных неприятностей, платил его долги, отваживал от него назойливых стареющих дамочек, которых привлекали его красота, его молодость, его сильное тело бегуна, пловца, кавалериста, которые готовы были на все, чтобы затащить его в свои постели, суля ну вот буквально златые горы, а потом, когда сеанс торопливой, вымученной «любви» заканчивался, начинали трястись над каждой маркой. Анатолий очень надеялся, что отношение Клауса к нему не изменилось и он поможет – должен помочь!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
