Стояла удивительная, благодатная прохлада: солнце взошло с другой стороны здания. Расстелив одеяла, путники молча улеглись, утомленно переводя дух и слушая заунывный шум ветра. Через пару минут Найл уже спал. Он увидел странный сон, в котором Повелитель пауков Хеб с явной насмешкой смотрел на него с какой-то запредельной высоты, и резко проснулся мгновенно почувствовав холод. Снаружи двор заливало безжалостное солнце, рядом тихо посапывали отец и Ингельд.
Сев, Найл вытянул часть одеяла из-под себя и завернулся в него, как в спальный мешок. В одной из сумок лежало скатанное в рулон тонкое одеяло из шкуры гусеницы. Но ведь за ним надо лезть, а шевелиться совсем не хотелось. Беспокоил памятный отрывок нехорошего сна: на самой высокой башне цитадели сидит и таращится Повелитель. Но, взглянув на лежащего рядом отца, юноша успокоился и вскоре крепко заснул.
Пробудился он оттого, что ему показалось, будто кто-то коснулся плеча. Гдето наверху, беспокойно жужжа, билась муха. Было холодно, одеяло соскользнуло с плеча. Найл потянулся поправить одеяло, но это оказалось не так-то просто, что-то мешало, словно одеяло подвернуто под спину и мешает шевелиться. Почти сразу жужжание наверху, вдруг преобразившись, зазвучало вопиющим сигналом тревоги: муха угодила в паутину! Приподняв голову, Найл окинул взглядом зал, и ему показалось, будто что-то суетливо прошмыгнуло в темноте.
Да и темнота теперь была какая-то живая, населенная россыпью ярких точек. Сна как не бывало. Юноша попробовал сесть и наконец-то сообразил, что именно ему мешает.
Над ним стелились густые тенета, каким-то образом крепившиеся к полу. Паутина покрывала тело Найла почти полностью, словно мягкое, рыхлое одеяло. Он бросил взгляд на отца и Ингельд – и те тоже окутаны паутиной, еще мягкой, не успевшей просохнуть. Теперь он разглядел, что светящиеся точки это глаза десятков пауков, которые наблюдали за людьми. Его крик разбудил спутников, однако, стоило им шевельнуться, как паутина облекла их, словно влажная простыня. Садясь, они лишь плотнее соприкасались с мгновенно пристающим липким шелком, попытавшись высвободиться, безнадежно увязли в паутине.
Пауки высыпали из тени, будто присматриваясь, и Найл с облегчением обнаружил, что это так, мелюзга – туловище не крупнее ладони, а лапы на сгибе не длиннее руки. Он также определил, что у них есть что-то общее с серыми пустынниками – значит, насекомые не ядовиты. Тут до Найла дошло, как все-таки удачно он поступил, не поленившись натянуть на себя одеяло: паутина пристала лишь к плечу, правой руке и левой ступне.
Потянувшись левой рукой, он сумел подвинуть к себе поклажу, вытащить кремневый нож и распилить нити, стягивающие запястье, затем примерно так же освободил плечо и левую ступню. Выскользнув из-под одеяла, юноша встал на ноги – пауки попятились в тень.
Подобрав с пола увесистый камень, он швырнул его им вслед и услышал, как насекомые с глухим шелестом разбегаются.
– Не шевелись! – прикрикнул он на Ингельд. Лицо женщины исказилось от страха. Судорожно поскуливая, она силилась разодрать тенета, а по остекленевшим глазам было видно, что бедняжка уже распрощалась с жизнью. Несколькими ловкими движениями Найл отсек паутину в местах, где та крепилась к полу, и через несколько минут Ингельд удалось, пошатываясь, подняться. Шелковистые нити по-прежнему обвивали ее со всех сторон.
– Давай наружу! – скомандовал Найл. Подгонять ее не пришлось, женщина кинулась вон, волоча за собой концы паутины. Затем юноша начал освобождать отца. Пока он это делал, насекомые снова выкарабкались наружу, и он бросил в них еще несколько камней. Пауки вновь рассеялись. Стало ясно, что непосредственная опасность миновала. Теперь, когда добыча бодрствует, насекомые не отважатся напасть. День был в разгаре, свет снаружи ослеплял. Найл помог отцу и Ингельд освободиться от тенет. Он мотал паутину в одну сторону, а те раскручивались в другую. На коже оставались прилипшие волокна и влажно поблескивающие полоски. Прошло около часа, прежде чем все освободились окончательно. Поклажа оставалась внутри.
Возвратясь за ней, путники снова увидели россыпь блестящих точек: насекомые следили из темноты. Приставшие к полу обрубленные концы паутины отвердели, став заметно прочней, клейковина, выделяемая пауками, превратилась в подобие грубой резины.
Насекомые испускали легкие волокна, набрасывая их затем на спящих. Нити были невесомыми и ложились легко, словно снежные хлопья. Именно от прикосновения одной из них и пробудился Найл. Не укройся он одеялом, увяз бы точно так же, как Улф с Ингельд. И лежали бы они сейчас, ожидая скорбной участи.
Неожиданная опасность, по крайней мере, прогнала усталость. Путники теперь готовы были отмахать сотню миль, лишь бы оказаться как можно дальше от этого зловещего угла.
Но, не определившись с направлением, не имело смысла и уходить. Оставив поклажу в тени, они отправились на поиски нового места, откуда было бы сподручнее осмотреть южную часть равнины.
То, что они искали, обнаружилось в смежном дворе: пролет каменной лестницы, идущей вверх по внешней стороне стены. Одолев с сотню неплохо сохранившихся ступеней, путники вышли на стену цитадели, метра три толщиной, с каменным квадратом примыкающего к смежному двору караульного помещения. Найл зашел в караульную и оттуда выглянул из окна – как-то безопаснее, чем стоять на открытой всем ветрам площадке. Вдали виднелись сияющие воды соленого озера. Прямо перед глазами пропасть с полкилометра глубиной. В этом месте склон выглядел не таким отвесным, но и по нему спускаться было немыслимо. Все ясно.
– Бесполезно. Бездна вон какая, – мрачно сказал Улф.
– Но как они-то спускались вон туда? – спросил юноша, не отводя взгляда от равнины.
– Пешком шли, вот и все, – раздраженно вставила Ингельд.
– Пешком-то оно пешком, но как? Не может быть, чтобы на ту сторону они проходили вот так, вокруг всего плато.
– Да, ты, пожалуй, прав, – слегка удивился Улф. – Должен быть какой-то спуск.
– Это все что, строили великаны? – озадаченно спросил Найл.
– Нет. – Отец покачал головой. – Та лестница рассчитана на таких же, как мы с тобой.
Найл глубоко задумался. Неужели эту цитадель сооружали такие же люди, как он сам? Но тогда, наверное, на это ушли сотни и сотни лет? Хотя понятно, все зависит от того, сколько их было. Впервые юноша на самом деле понял, что все же и правда было время, когда человек правил Землей.
Прежде Найл иногда тешился такой мыслью, но никогда не воспринимал ее всерьез. Теперь же перед его мысленным взором прошли тысячи людей, сообща вырезающих каменные блоки, возводящих эти грандиозные стены. И его пронизал небывалый восторг, сравнимый разве что с потоком живительной проточной воды. Столь нужные ступени – небольшие, выбитые в стене утеса – Найл обнаружил в другой сторожевой башне. Разглядеть их можно было только сверху. Тогда становилось заметно, что утес – это не просто голый мертвый камень. Ветер и песок источили его поверхность, выдув более податливую породу, так что склон стал представлять собой причудливую бугристую колоннаду. Из случайных щелей, где придется, выглядывали корявые деревца и кусты. Здесь склон больше походил на то место, откуда они начинали взбираться на плато. А непосредственно впереди виднелись идущие вниз ступени, которые терялись за округлым горбом большой скалы, напоминающей морщинистую кожу живого существа – это сотворил ветер. По ступеням они спустились во внутренний двор, но не обнаружили там прохода, который вывел бы их за наружную стену. Миновали еще один двор, и еще один – выхода не было нигде.
