Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
Я мечтаю о том времени, когда найдется храбрец, достойный Дульсинеи. И из норы выберется старая, мощная, исполосованная шрамами крыса. Встанет на поляне напротив белоснежной когда-то собаки, оскалится – и на счет «три» ринется в бой. Это было бы эпическое сражение. О выживших, как и о почивших, слагали бы легенды. Быть может, этого и жаждет Дульсинея, в которой при виде серого крысиного хвоста просыпается воин. Быть может, ее предки служили китайским императорам и защитили дворец от нашествия обезумевших тварей ценой своих жизней. Пепел героического прапрапрапрадеда стучится в ее сердце, и Дульсинея мечтает повторить его подвиг.
А пока она возвращается к хозяйке, пристыженная, но лишь потому, что противник вновь ускользнул. Остаток дня семья занята тем, что вычесывает из собачьей шерсти колтуны и отмывает китайскую хохлатую от русской грязи.
К вечеру это все то же прелестное создание, милое и благовоспитанное. Но когда она, заснув, вновь начинает глухо рычать, перебирать лапами и мотать головой, словно вцепившись в скользкое серое горло, я понимаю, что во сне Дульсинея – бесстрашный воин и легендарный боец, и в этом-то и состоит ее суть. В то время как ее нынешняя жизнь – лишь сон бабочки, присевшей на цветущую хризантему.
Патрик
Никто из нас не хотел пуделя.
Пудель существовал, собственно, в двух видах. Первый обитал в рассказах Куприна и прочих классиков; он работал в цирке или с бродячей труппой, был красив, воспитан и отличался исключительным умом. К названию породы часто прибавлялось почтительное «королевский».
Мифический, идеальный пес. Недостижимый книжный образ.
Пудель же второго вида был вздорной шавкой, живущей со старухой такого же скверного характера. Звали его Мими, иногда Жужу или другим нелепым именем, от которого должна отказаться любая уважающая себя собака. Это был пудель реальный, обитавший по соседству, и такую собаку не хотел никто из нас.
Поэтому после долгих споров и изучения форумов собаководов было решено приобрести терьера.
Терьеры – отличные звери. Задиристые, веселые, сообразительные. Может быть, немного слишком задиристые… Но ведь можно выбрать спокойную суку, которая не станет гоняться за помойными крысами и доказывать своё превосходство окрестным кобелям.
Питомник располагался за городом, и пока мы ехали, я думала: неужели у нас наконец-то появится пес? В моем воображаемом семейном фотоальбоме всегда есть место для собаки: нечто вроде контура, вырезанного силуэта, в который должна вписаться лохматая морда. Я мысленно перебирала снимки щенков с сайта заводчика.
Питомник оказался большим и шумным. Мы выбрали шестимесячную суку ирландского терьера и обсуждали с владелицей ее рацион. Но пока хозяйские собаки носились вокруг, из-под стула, нетвердо ступая, вышел щенок – черный, с рыжими подпалинами. Доковыляв до моих ног, он уселся и покачался из стороны в сторону, точно мохнатая неваляшка. Я бросила на пол ключи – старый способ проверить устойчивость собачьей психики, вычитанный мной в советской книжке по дрессировке. Терьеры бросились врассыпную. Щенок, не без труда оторвав попу от пола, наклонился к ключам и с любопытством понюхал кожаный чехол.
– Это кто? – спросила я, очарованная его смелостью и необычной внешностью.
– Пудель, – флегматично ответила хозяйка питомника.
Пудель?!
Столкновение желаний с предубеждениями всегда болезненно.
Тот самый пудель, что остервенело лает с балкона на проходящих мимо жильцов? Кидается на велосипедистов и делает лужи в подъезде?
Мне нравился этот щенок больше прочих. Но скудный опыт знакомства с породой нашептывал, что от прежних пуделей, умнейших собак, давно ничего не осталось, что они выродились, как это случилось в свое время с таксами и йорками, что из чудесной собаки сделали игрушку, которая годится лишь на то, чтобы грумеры оттачивали на ней свое мастерство.
Меня разрывали сомнения. Я взяла пуделенка на руки – это было ошибкой, конечно, потому что он был пушист и нежен, он облизал мои пальцы, он уткнулся влажным носом мне в руку и наконец уснул на сгибе моего локтя, утомленный показом.
Какой чудесный пес!
Но что, если из него получится Жужу или Мими?
Я взвешивала все за и против, вспоминала описание породы и то тешила себя надеждой, что сумею воспитать из него человека, то представляла, как следующие пятнадцать лет буду страдать от соседства с дураком и пустолайкой.
Однако зачастую наш выбор определяется сущей ерундой.
– В воскресенье родился, – зачем-то сказала хозяйка, небрежно потрепав спящего щенка по загривку.
Это решило дело. Я чувствовала, что существо, родившееся в выходной, не может вырасти самодовольным болваном, грызущим обувь и пачкающим диваны. Я сама появилась на свет в воскресенье, и никто не может упрекнуть меня ни в первом, ни во втором.
Так в нашем доме появился Патрик. А вместе с ним восстановилась и моя вера в пуделей.
Он оказался умным, веселым и деликатным – каким и должен быть пес-компаньон. По утрам он дремлет, пока я сплю, а вечером вышагивает со мной по дворам до тех пор, пока мне хочется гулять. Он побаивается мусорных пакетов и стиральной машинки, но я сама недавно отскочила в страхе от упавшего сверху полотенца, так что не мне его упрекать. Временами я вспоминаю, что мы хотели взять терьера, и пытаюсь представить на месте Патрика какого-то другого пса.
Однако у меня ничего не получается. Маленький пудель заполнил фигурную рамку с подписью «Моя собака» целиком, утвердился в ней так, словно она была вырезана по его контуру. Ни малейшего зазора, ни одного несовпадения. Здравый смысл подсказывает, что не пудель так точно попал в мои ожидания, а ожидания пришли в соответствие с его обликом, – но разве не в этом и заключается доказательство правильности моего выбора?
Его все любят. И только кот время от времени показывает дурной характер, то мимоходом давая Патрику оплеуху, то цепляя когтем бедного пса, когда тот пробегает мимо.
Но кот родился не в воскресенье, ему простительно.
Медаль
Маленький пудель Патрик носит на ошейнике адресник – медный кругляш с кличкой и номером телефона владельца. Каждый третий ребенок, остановившийся поболтать с пуделем, обязательно спрашивает, за что он получил медаль.
Обычно я отвечаю, что за спасение утопающих, но иногда вру, что за мужество.
За год выяснилось, что набор реакций у детей исчерпывается пятью-шестью вариантами.
– А кого он спас? – спрашивают дети.
– А он собаку спас или человека?
– А это вы его плавать учили?
– А можно погладить?
– Я тоже умею плавать!
Несколько раз дети интересовались, не я ли была тем самым утопающим. Сначала я изумлялась этому ходу мысли, но затем вынуждена была признать, что определенная логика здесь прослеживается: раз уж ты вытащил какую-то бестолочь из воды, приглядывай теперь за ней, иначе подвиг твой был впустую.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
