«3 января 2006 года – ЭДЖЕХЕЙВЕН – сильный снегопад, случившийся в пятницу, обернулся в субботу ледяным штормом, что стало причиной опасного состояния высокогорных дорог. Сообщается о масштабных отключениях электричества в этом районе. Вдобавок ко всему, в связи с автомобильной аварией на Плато-роуд поздно вечером в субботу пришло известие о пропаже семнадцатилетней ученицы выпускного класса школы Эджехейвен-сентрал.
По словам свидетелей, девушка ехала на пассажирском сиденье в автомобиле, налетевшем на дорожное ограждение, но среди потерпевших ее не обнаружили. «Мы очень надеемся, что кто-то объявился рядом с машиной и вытащил ее оттуда. Но она не зарегистрирована ни в одной местной больнице, и ее семье ничего о ней неизвестно», – сказал шериф Арнольд Ф. Уаймс в сделанном в понедельник заявлении. «Если она отправилась куда-то в одиночку, то вряд ли справилась с погодными условиями». Поиски продолжаются.
Мы обращаемся ко всем с просьбой поделиться любой информацией о пропавшей девушке с полицейским отделением Эджехейвена. Движение на север по Плато-роуд открыто только для автомобилей экстренных служб до дальнейших распоряжений».
22
Новая девушка, Натали, унаследовала у своей матери глаза. Они были бледнее обычных глаз и казались покрытыми толстым слоем льда, и только если раздробить его, можно обнаружить человека, которому они принадлежат – дрожащей подо льдом девушке.
Глаза у нее были точь-в-точь материны, а мать ее была приговорена к двум пожизненным заключениям и отбывала их в женском исправительном заведении в четырех часах езды отсюда и никогда из этого заведения не выйдет. Не в этой жизни.
Натали ни разу не приезжала в тюрьму, чтобы взглянуть в холодные глаза женщины, ответственной за ее появление на свет. Даже при условии, что они находились бы за стеной дымчатого стекла, укрепленного металлическими прутьями, Натали боялась, что эта встреча принесет ей знание о будущем, которого она не желала знать. Яблоко от яблони… вечно говорят люди. Они полагаются на свой опыт, но лучше бы им позадавать вопросы, потому что внешность бывает обманчивой. И глаза тоже.
Впервые я увидела глаза Натали холодным январским утром, пытаясь расчесать крысиное гнездо моих волос. Был первый день нового семестра, и мне надо было идти в школу.
Я смотрелась в зеркало, стараясь запустить в голову расческу и выдернуть из нее спутанные прядки, но клубки волос цеплялись за зубья расчески, и чем ожесточеннее я пыталась справиться с волосами, тем сильнее они запутывались.
Ночью мне опять приснился мой повторяющийся сон. Фионы Берк в нем не было. Эбби я тоже не видела. Но в задымленном доме со мной был кто-то еще, наверху лестницы, за углом, тень, отделившаяся от других теней, вытягивающая вперед подзывающую к себе руку.
Я проснулась в собственной кровати в таком состоянии, будто провела ночь, продираясь через заросли на берегу, – моя одежда была насквозь мокрой, мышцы болели, волосы спутались от пота – хотя сам по себе сон был очень сухим. Сухим и жарким, казалось, где-то по-прежнему полыхает огонь.
Я бросила последний взгляд в зеркало на мои всклокоченные волосы и решила, что надо все-таки что-то с ними сделать. Не вынимая из них расчески, я нашла ножницы, хорошие, сделанные не для того, чтобы кромсать бумагу, и начала стричь волосы вокруг расчески, оставляя более короткие концы, чем намеревалась, а затем делала их еще короче. Получалось у меня криво. Стрижка была непрофессиональной, рискованной и сделала мои глаза более выразительными.
И еще чьи-то.
Я вздрогнула. В зеркале отражалось чужое лицо. Ее лицо светилось, как полная луна.
Я увидела нос – короче, чем мой, более густые и выгнутые брови, чем мои, прямую линию рта и глаза, главным образом глаза, блеклые, выводящие из душевного равновесия и абсолютно узнаваемые по фотографии, найденной мной в газете. Глаза были такими холодными, что могли перерезать горло тому, кто в них посмотрит.
Моя рука, державшая ножницы, разжалась, и мы смотрели, как они падают в раковину, девушка и я. Они раскрылись, и рот тоже – мой рот, прячущийся за ртом девушки, а потом раздался звук, напугавший нас обеих.
Наверное, я закричала, потому что в дверях показалась мама: на одной ноге у нее были черные колготки, а другая их половина свисала с бедра, словно скукоженная третья нога. На маме была обычная рубашка, призванная скрыть ее татуировки, но сейчас пуговицы расстегнулись и виднелась безупречно гладкая кожа груди. На груди татуировок не было, и потому она казалась более обнаженной, чем другие части ее тела.
Она быстро застегнула рубашку и сказала:
– Ты доведешь меня до инфаркта, Лорен! Я думала, ты поскользнулась в ванной.
Я помотала головой и подождала, когда она заметит в зеркале ее лицо. Лицо Натали.
