Когда соглашение о разводе четы Карлсон было представлено к подписанию, новые требования Долли Карлсон поставили под сомнение все достигнутые договоренности, и адвокаты снова работают в поте лица.
Чтобы прийти к согласию, им потребовалось два с половиной месяца, во время которых Карлсон-Сити с каждым днем становился все пустыннее. На улице стоял май. Термометр на двери отеля показывал, в зависимости от времени суток, от 32 до 45 градусов. Огромные вентиляторы на потолке не прекращали бесшумно вращаться и днем, и ночью.
Утром в холле было почти прохладно, поскольку солнце светило с другой стороны улицы, где, как раз напротив, старик Хьюго медленно раскачивался в своем кресле-качалке между лотком с сигарами и разложенными на столике газетами и журналами. Ничто не отделяло его лавку от тротуара, пока вечером он не опускал железные ставни. Она представляла собой скорее нечто вроде козырька над входом, без всякой витрины, где каждый, проходя по городу, ненадолго останавливался в течение дня.
Хьюго, весивший больше ста двадцати килограммов, не вставал с места, чтобы обслужить своих клиентов. Те сами брали, что им было нужно, подходили к нему, и он засовывал мелочь и банкноты в карманы своих широких полотняных брюк желтоватого цвета.
Он принимал пари для скачек, порой хватаясь за телефон, стоявший у него под рукой, чтобы передать их одному Богу известно куда, какому-нибудь букмекеру, с которым он сотрудничал. Темнокожий парнишка чистил при входе ботинки, и его Хьюго время от времени посылал в отель за новостями.
— Она не приехала? Ни звонка, ни телеграммы?
Десять мужчин или даже пятнадцать, в зависимости от времени дня, стояли на улице, прислонившись к окнам холла, и молча курили, сплевывая перед собой, одетые почти одинаково — в синие полотняные брюки и белую рубашку, с соломенными шляпами на головах у мексиканцев, ковбойскими фетровыми — у американцев.
Бармен Мак перестал отпускать в кредит и теперь почти все время сидел в своем баре один и слушал маленький радиоприемник.
Эли заступил на службу в восемь часов утра, ему предстояло пробыть здесь до восьми вечера, пока его не сменит ночной администратор. На следующей неделе настанет его очередь работать в ночную смену. Раньше их было трое, но третий нашел себе место в отеле Таксона.
Чавес наконец спустился в холл, не на лифте, а по лестнице, поскольку его апартаменты располагались на втором этаже. Как и каждое утро, он был одет в свежевыглаженный белый костюм, его лицо было гладко выбрито, а тонкие усики словно нарисованы чернилами.
Он тоже подошел и облокотился на стойку администратора, рассеянно глядя на работающего Эли.
— Полагаю, новостей так и нет?
— Нет, господин Чавес.
— Даже не знаю, стоит ли приносить свежие цветы в апартаменты.
В то время как дома в городе имели всего один или два этажа, отель, построенный сорок лет назад Карлсоном-отцом, основателем рудника, представлял собой шестиэтажное кирпичное здание. Шестой этаж был окружен террасой, и именно там старик Карлсон останавливался, когда приезжал в Карлсон-Сити. Гораздо позже, всего за несколько лет до своей смерти, он приобрел ранчо, которым, по сути, так и не успел воспользоваться.
Его сын тоже часто посещал апартаменты, которым был присвоен номер 66.
И вот, три дня назад, в отель пришла телеграмма, но не из Рено, а из Нью-Йорка, в которой говорилось:
Приготовьте апартаменты номер 66.
Внизу стояла подпись: «Долли Карлсон».
Крейг был не в курсе. Никто ничего не понимал. Все строили предположения до тех пор, пока бармен Мак не принес ключ к разгадке.
— Вы только послушайте! Развод состоялся, и, похоже, все бумаги подписаны. Об этом только что сообщили по радио.
— Кому принадлежит рудник?
— Сказали только, что они поделили имущество.
Когда Крейг в очередной раз позвонил на Парк-авеню, незнакомый голос ему ответил:
— Господин Лестер Карлсон вчера вечером улетел в Европу.
Солнце на улице постепенно завоевывало пространство, тень отступала, и уже совсем скоро, в начале полудня, придется опускать венецианские шторы, а вентиляторы начнут гонять теплый воздух.
Подобно большинству жителей Карлсон-Сити, кроме Чавеса, всегда облаченного в белоснежный костюм, Эли работал без пиджака, подвернув манжеты рубашки, из-под которых виднелись руки, покрытые веснушками и светлыми волосами; однако, поскольку он принимал посетителей, на нем всегда был галстук.
— Наверное, все-таки лучше поставить свежие цветы.
Никто в городе никогда не видел Долли Карлсон, от которой, по всей видимости, отныне зависела жизнь Карлсон-Сити. Если бы она не получила рудник в свою собственность, зачем ей было присылать телеграмму с просьбой приготовить апартаменты номер 66?
Не успел Чавес удалиться, отправившись за цветами в лавку, расположенную через два дома от отеля, как зазвонил телефон:
— Карлсон-отель слушает.
— Это Крейг.
Его голос звучал более оживленно, чем в первый раз.
— Мануэль там?
— Только что был здесь. Он пошел к торговцу цветами, скоро вернется.
— Это вы, Эли? Попросите его перезвонить мне, как только он придет.
— Есть новости?
— Возможно.
Эли теперь тоже зависел от женщины, о которой ему было известно лишь то, что десять лет назад за ней бегал весь Нью-Йорк. Как и многие другие работники компании, и даже намного раньше, чем большинство из них, семнадцать лет назад, он обзавелся здесь собственным домом, белым деревянным домом, окруженным просторной верандой, в самом прохладном месте долины, по другую сторону канала.
Деловой и жилой кварталы располагались друг напротив друга, оба на склонах, и с порога отеля Эли мог видеть крышу своего дома.
Телефон снова зазвонил, теперь это была его жена Карлотта, которая спросила с сильным мексиканским акцентом:
— Ну что, она приехала?
— Нет еще.
— И никаких известий от нее?
— Мы по-прежнему ничего не знаем.
Гонсалес покинул свою скамью возле лифта и подошел к мужчинам, стоявшим под окнами:
— Ничего нового.
Кое-кто, тем не менее, уже кое-что знал. Когда Чавес вернулся, Эли сказал ему:
— Крейг просил вас перезвонить.
— Есть новости?
Эта фраза уже вызывала тошноту, поскольку ее повторяли по нескольку раз на дню в течение трех месяцев и теперь даже стыдились лишний раз ее произносить. Некоторые делали это, стуча по дереву или скрещивая пальцы.
— Он мне не сказал.
— Соедините меня с ним.
