— Мне… жаль вас. В то же время у вашего отца, наверное, есть некоторые основания осуждать… тот образ жизни, который вы ведете.
— У него есть все основания, но он сам меня вынудил, — с горечью в голосе произнес граф. — Вы не понимаете: у меня не было выбора, я должен был слепо подчиняться.
Лариса вспомнила рассказ няни о том, как графа в двадцатилетнем возрасте загнали в угол, заставив против собственной воли жениться. Она захотела как-то помочь этому человеку, который сидел рядом на скамейке:
— Неужели вы не можете убедить своего отца забыть старое и начать все сызнова? Ссора мучает не только вас, она мучает всех в замке.
— Я знаю. Это мои близкие люди. Мои, потому что большинство слуг замка живут здесь из поколения в поколение. Они такие же члены семьи, как и те, в чьих жилах течет кровь Вальмонов.
— Могу вас понять.
— Но мой отец скуп абсолютно во всем. Недавно я тайно посетил наши винные заводы и фермы. Производства безнадежно устарели. Он не покупает современного оборудования. У нас неэкономичные способы хранения. Все имение нуждается в реконструкции. Нужны новые здания, большее число рабочих.
Граф говорил с воодушевлением, но внезапно умолк.
— Что проку в рассуждениях? Отец стар, он не станет меня слушать, — сказал граф.
— Няня считает, что вроде бы сегодня все пошло на поправку. Говорят, отец подарил вам ящик лучшего вина.
— Это я сам попросил, но не для того, чтобы его порадовать, а потому, что хочу пить вино своей земли.
— Отец был доволен?
— К моему удивлению, он подарил мне «74» — наше лучшее, запас его совсем мал. Это выдержанное вино может удовлетворить вкус самого придирчивого знатока.
— Наверное, это хороший знак? Может быть, он и согласится теперь купить вам винный завод.
— Завтра мне нужно ехать в Париж, но послезавтра вернусь. У меня в запасе пять дней, в течение которых нужно раздобыть деньги на покупку, если отец их все-таки не даст.
— Может быть, у него на самом деле нет денег?
— Ему ничего не стоит занять их в банке.
Граф оторвался от созерцания замка и повернулся к девушке.
— Давайте поговорим теперь о вас, — сказал он уже совсем другим тоном.
— Боюсь, мне пора возвращаться, — быстро ответила Лариса.
— Убегаете? Боитесь меня?
— Не знаю… Пожалуйста, не пугайте меня.
— У меня нет желания пугать вас. Просто я хочу сказать вам, что вы невероятно хороши и не похожи на всех остальных женщин, с которыми мне приходилось быть знакомым.
Он смотрел ей в глаза, она не в силах была отвернуться.
— Знаю, что звучит банально, но это правда. Вы — необыкновенная, и наша встреча — нечто необыкновенное.
— Отчего вы так уверены? Здесь в парке… все кажется нереальным. Потому что вечер и потому что…
— …мы вместе! — тихо закончил за нее граф. — Вы знаете, где мы сидим, Лариса?
Он в первый раз назвал ее по имени. Ей почему-то не захотелось возражать.
— Храм, возвышающийся перед нами, — это святилище Венеры, а статуи вокруг — ее изображения в различных обличьях, в которых она известна людям. Там, позади нас, — Афродита. Это моя любимая скульптура с детства. Поэтому я и привел вас сюда, чтобы мы могли говорить под сенью Афродиты, греческой богини любви.
Его голос замедлился. Ларисе сделалось жутко. Она испытала ощущение, как будто разряд электричества пробежал по телу.
— Мне не следует… слушать вас.
— Почему?
— Я обещала маме не слушать комплиментов и не верить ничему, что мне будут говорить французы.
— Дельный совет! Но к нам он не относится.
— Почему?
— Потому что, как я только что сказал, это особый случай!
Глубина и тепло его голоса заставили девушку дрожью откликаться на каждое слово. У нее возникло ощущение, будто граф прикасается к ней, хотя он сидел не двигаясь.
— Лариса, вас кто-нибудь целовал?
— Нет… конечно, нет!
— Значит, я буду первым. Нам было предопределено свыше встретиться и принадлежать друг другу. — Его голос стал еще более тихим. — Но поскольку то, что между нами происходит, так не похоже ни на что случавшееся прежде со мной или вами, моя прекрасная маленькая Афродита, я не стану сегодня целовать вас.
Граф смотрел на ее губы. Лариса испытывала странное, незнакомое доселе ощущение, от которого она вся дрожала. Оно было так сильно, что граничило с чувством боли. Граф неожиданно встал:
— Пойдемте, я провожу вас назад.
Лариса автоматически последовала за ним. Обратный путь они проделали в таком же молчании, в котором поднялись сюда, к статуе Афродиты. Лариса чувствовала, что в отношении к ней графа есть нечто необъяснимое, но сильное, заставляющее девушку следовать его воле. Если бы граф сейчас обнял ее, Лариса, вероятно, и не противилась бы, но он был сдержан.
Они подошли к пешеходному мостику. Окно в Голубом кабинете по-прежнему распахнуто. Дневной свет померк, наступили сумерки. В темном небе зажигались первые звезды. Граф остановился и посмотрел на Ларису. Она глядела на него широко раскрытыми глазами, в которых угадывалась легкая тревога.
— В вас есть все, о чем может мечтать и чему может поклоняться любой мужчина.
Лариса ощутила трепет во всем теле.
— Я погуляю по лесу и буду думать о вас, — сказал ей на прощание граф. — Мне кажется, что и вы будете обо мне думать. Это все, чего я хочу от вас в эту минуту, — чтобы вы обо мне думали. Обещаете?
— Трудно было бы поступить иначе, — прошептала она.
— Только этого и прошу. Спокойной ночи, моя маленькая богиня. Мы встретились, это первый шаг.
С этими словами он взял ее руку и поднес к губам, девушка ощутила его горячий и жадный поцелуй. Прежде чем она успела испугаться, он повернулся и зашагал через лужайку, в лесную тень. Когда граф скрылся из виду, Лариса перешла через мостик, вбежала в замок и поспешила к себе.
В ее голове все перемешалось. Она не могла ни о чем думать. Она даже не могла толком понять, что случилось. Это было так неожиданно. Лариса даже вообразить себе такого не могла, это было, по словам графа, нечто особенное, ни на что не похожее, невообразимое.
Как ему удается быть столь серьезным и в то же время тем, кого называют «мосье Дьявол»? Последнее, впрочем, не имеет значения, если он говорит правду. Но можно ли ему верить? Она вспомнила, как ее предостерегала мама, вспомнила разговор с Ники, вспомнила пророчество мадам Мадлен о том, что случится катастрофа, если Лариса встретится с графом Раулем.
Она пришла в свою спальню и села, чтобы обдумать происшедшее, попытаться разобраться в нем. Допустим, с его стороны это любовь. Но разве она такая? Лариса представляла все иначе. Он говорил ей комплименты, но они не пугали и не смущали ее. От его слов по телу пробегала дрожь. Не потому, что слова сами по себе много значили, а потому, что за ними скрывалось нечто глубокое и страстное, невыразимое никакими словами.
