Книга Родительный падеж - Мила Иванцова

Как уж Антон допустил такой прокол, оставив дома компромат, неизвестно. Может, временно ткнул конверт в бумаги и забыл, закрутился. Ирина медленно присела на кровать и положила руки на колени. Даты можно было не сопоставлять — в эти дни муж как раз был в командировке в Ужгороде по поводу поставок комплектующих к «шкоде», потому что именно там сейчас собирают эти машины. А она пожалела, что опять выходные пройдут без отца, да еще и ровно три с половиной года Павлику, надеялась отметить с семьей такие себе полуименины. Отметили…

Разговор был нелегким. Антон отпирался недолго и отвечал на все вопросы жены с каким-то нервным облегчением, будто выпускал пар, который давно давил изнутри. Оказалось, что это не «легкое мужское приключение», а уже давнишние отношения, что тянутся они без малого два года, что «вот такая фатальная любовь», которая сильнее его, и что она должна понять, потому что и с ней ведь могло такое случиться, а «он бы понял». На разводе Антон не настаивал, так как, откровенно говоря (тут уже он искал у жены понимания, поддержки и совета, как у старого друга), он еще не совсем уверен, выстоит ли новая любовь в буднях, потому что, хоть и есть у него деньги, но «опыта каждодневной жизни с молодой женой с высокими требованиями он пока что не имеет».

Где-то с месяц длились разговоры, ночные исповеди и нервные разборки после коньячного допинга с попытками обвинить Ирину в своем грехопадении, срывы на крокодиловы слезы и неуверенность в завтрашнем, таком желанном дне, потому что Ирина, не понимая «свободного брака», сказала: «Или — или!» Отпустить мужа пожить отдельно, поэкспериментировать, «примериться» к другим, более интересным женщинам, ожидая его дома в статусе жены, Ирина отказалась.

Антон казался то палачом, который режет ее живьем своими откровениями, то жертвой. В последнем случае жалко его было, как маленького глупого ребенка, который забрел куда-то, играясь, заблудился и не знает, что дальше делать. А иногда он вел себя как больной ребенок; казалось, надо перетерпеть его капризы, как-то лечить, хоть и давила собственная боль, им же причиненная, но это уже было материнское, когда ребенку прощаешь все. Наверное, маловато в ней было того, действительно женского. Мать простит все. Женщина — вряд ли.

Бессонными ночами ее раздирала обида, которую подкрепляли воспоминания о пережитых вместе трудных временах — тогда, значит, она была подходящей, тогда была такой. А теперь, когда ему в голову ударила седина, гормоны и деньги, — оказалось, он достоин лучшей партии. А она?! А ее — в утиль? А дети? Его дети?! Павлуша, еще совсем маленький, должен расти без отца, в неполной семье?! Маша, еще чуть-чуть — и пойдет в свою жизнь, и она, Ирина, отслужив, как медный котелок, останется в свои «за сорок» с малым ребенком и вынуждена будет начинать все сначала, только уже одна?!

Но семья начала распадаться на куски еще до того, как из нее ушел отец. Маша, будучи на втором курсе, съехала жить в арендованную квартиру подруги, сказав, что с нее этого дурдома хватит и что она не собирается становиться на чью-то сторону, потому что ребенку невозможно выбирать между родителями. Да, отец не прав и его сучку она не простит и не примет никогда. Да, она жалеет мать. Но жизнь продолжается, она взрослая, даже зарабатывает свои деньги переводами и сопровождением иностранцев и хочет жить самостоятельно.

Переезд Маши ударил по Ирине почти так же сильно и неожиданно, как и измена Антона, хоть она и пыталась понять решение дочери. Ирина звонила куме Наталье во Францию и ведрами выливала наболевшее, та сочувствовала, пыталась давать какие-то советы, но что тут скажешь, когда каждая семья имеет свою траекторию? Ирина не могла есть, худела, начала курить и даже ходила к гадалке, не зная, что делать и как жить дальше, когда, казалось, весь мир рухнул, но гадалка не дала надежды на восстановление семьи. Только сказала: «Отпусти старое, и новое придет». Однажды от отчаяния Ирина выпила полбутылки «Хеннесси», что стоял у Антона в баре, но после этого стало плохо не только на душе, но и в теле… Было желание поставить крест на всей этой дурацкой жизни, но только мысль о детях, а особенно о судьбе Павлика, удержала ее по эту сторону.

Все проходит. Прошли и боль, и отчаяние. Ирина мало-помалу научилась справляться со своей новой жизнью. Чтобы совсем не сойти с ума, она отдала сына в детский сад и вернулась на работу в фирму Степана Лозового, потому что слишком уж невыносимо было оставаться дома, где все напоминало о жизни когда-то большой семьи. Маша часто звонила, иногда между занятиями и работой заезжала увидеться и поговорить. Она также общалась и с отцом, но на нейтральной территории. Не хотела переступать порог его нового гнезда, да он и не приглашал. А Ирина пыталась лишний раз не пересекаться с бывшим мужем, чтобы не бередить старую рану, потому встречи семьи у себя не практиковала. Изредка отец с дочкой обедали где-нибудь в пиццерии или сидели в кафе. Антон, как водится, спрашивал Машу о ее делах, но она заметила, что, когда она и правда начинала рассказывать о своей жизни, он в своих мыслях довольно быстро уплывал куда-то и только делал вид, будто слушает. Потому и стала отвечать коротко: «Все в порядке!» Правду говорят, что только человек, абсолютно лишенный чувства юмора, на вопрос «Как дела?» начинает о них рассказывать.

Отец иногда давал денег то для мамы и Павлуши, то лично ей, и Маша брала, зная, что его дела идут куда лучше, чем их, а еще считала, что заслуживает хоть такого внимания со стороны родного отца, и не меньше, чем та сучка, которая увела его из семьи, как цыган коня. Хотя со временем, оглядевшись вокруг, она поняла, что винить во всем отцову пассию вряд ли правильно. Потому что в какой-то момент совпали желания обоих, он сам был готов к новой, более яркой жизни, а не слишком обремененные моралью девушки имеют нюх на таких дяденек. Если он хочет — то почему нет? За их деньги — любой каприз!

Машу закрутила собственная жизнь, ей жаль было маму, но она ко всему осознала, что человек, который вышел живым из такой мясорубки, становится только сильнее, и, кроме обычной любви к матери, добавилось еще и уважение.

Неожиданно на двадцатилетие отец подарил Маше машину. Он извинился, что не новую, потому что «сама понимаешь, откуда у меня такие деньги — достраиваю дом, выплачиваю кредит за Юлину машину, помогаю маме с Павликом, да и жить же на что-то надо, у нас столько расходов…» Антон дешево выкупил у хозяина очень разбитую синюю «субару», пару месяцев у него на СТО ее ремонтировали и красили, и вот он приурочил подарок к Машиному юбилею и Новому году. Но все-таки это был подарок! Сказал, правда, что это официально Маше, но чтобы она помогала колесами маме и Павлику, потому что уже взрослая, а на кого еще матери опереться? Маша очень обрадовалась, а отец был доволен, что угодил и произвел впечатление.

Ирина обрадовалась не очень, потому что волновалась, как дочка справится с вождением в сумасшедшем городском движении, и поинтересовалась, заработает ли она себе на бензин и прочее сопровождение для такой игрушки, но со временем привыкла и к Машиной мобильной жизни. Ко всему привыкаешь. Дочка начала больше успевать, как-то вдруг став еще взрослее. Маша держала слово и не отказывала в помощи — по крайней мере, закупки на неделю они делали в супермаркете, заодно обговаривая «девичьи» новости, а потом Маша завозила все домой, обедала с Ириной и братом и мчалась по своим молодым делам.