— Очень хорошо. Это касается квартиры Томаса и того, что в ней находилось?
— Да. Можешь мне это показать?
Ласкиэль подняла руку, и противоположная камину стена изменилась.
Ну, на самом-то деле она осталась прежней. Просто Ласкиэль — та ее часть, что существовала только в моем сознании — обладала способностью наводить иллюзии потрясающего, я бы сказал, до ужаса потрясающего качества, пусть даже видеть их мог я один. А еще она могла воспринимать физический мир с помощью моих органов чувств — и уж опыта и знаний ей было не занимать. Почти безупречная память ее хранила самые мельчайшие детали увиденного.
В общем, она сотворила для меня иллюзию стены Томасовой оружейной комнаты и наложила ее поверх моей реальной стены. Даже освещение в точности воспроизводило то, что я видел пару часов назад.
Я подошел к стене и принялся изучать то, что на ней висело — на этот раз обстоятельно, без спешки. Почерк у моего братца тот еще, вследствие чего его записки не слишком чтобы продвинули меня в смысле понимания ситуации.
— Хозяин мой… — начала Ласкиэль.
Я поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Подожди. Дай мне сначала посмотреть на это непредвзято. Потом скажешь мне, что думаешь.
— Как тебе угодно.
Примерно час я, хмурясь, разбирался в бумажках. Пару раз мне пришлось свериться с календарем. Я достал из кармана блокнот и время от времени корябал в нем свои заключения.
— Ладно, — негромко произнес я, возвращаясь на диван. — Томас следил за рядом людей. За убитыми женщинами и еще за несколькими. В разных районах города. Фактически вел оперативную слежку за ними. Мне кажется, он даже нанимал в отдельных случаях частного детектива или двух. Очень уж подробно зафиксированы у него перемещения и их сроки, — я помахал в воздухе блокнотом. — Здесь имена всех тех, кого он… — я пожал плечами, — кого он отслеживал. Я думаю, остальные имена из списка — это те, пропавшие, о ком говорили леди из Ордена.
— Думаешь, Томас на них охотился? — спросила Ласкиэль.
Я открыл, было, рот для отрицательного ответа, но сдержался.
Осмотрительность, Гарри. Рассудительность. Логика.
— Мог, — тихо произнес я. — Но мои инстинкты говорят, что это не он.
— Но почему не он? — продолжала допытываться Ласкиэль. — Твои доводы на чем-то основаны?
— Только на его личности, — сказал я. — Это не он. Соблазнять, чтобы убивать? Нереально. Возможно, он ушиблен этой их инкубской дурью, даже наверняка так, но он не причинит вреда больше, чем это возможно в его положении.
— Осознанно не причинит, — согласилась Ласкиэль. — Однако мне кажется, я должна обратить твое внимание на то…
Я оборвал ее взмахом руки.
— Знаю, знаю. В это может быть вовлечена его сестра. Она и так уже пожрала волю лорда Рейта. Она может играть и с рассудком Томаса. А если не Лара, есть уйма других, кто мог бы это сделать. Томас мог совершать все это против воли. Блин, да он мог бы делать это, даже не помня о том, что совершил.
— Но мог бы делать это и добровольно. У него есть еще одно уязвимое место, — заметила Ласкиэль.
— А?
— Лара Рейт удерживает Жюстину.
М-да, это обстоятельство я в расчет не принимал. Жюстина была для моего брата… ну, не знаю даже, как точно назвать то, чем она для него являлась. Но он любил ее, а она — его. И не их вина в том, что она слегка съехала с катушек, а он родился пожирающим чужие жизненные силы чудищем.
Они оба с готовностью отдали бы жизнь друг за друга в тяжелую минуту, и это повязало их двоих отравленными, смертными узами. Настоящая любовь действует так на вампиров Белой Коллегии, причиняя им невыносимую боль — почти так же, как действует на другие породы вампиров святая вода. На тех, кого коснулась чистая, настоящая любовь, невозможно кормиться — именно это практически положило конец возможности для Томаса находиться рядом с Жюстиной.
Что ж, может, оно и к лучшему. Последнее их настоящее свидание едва не стоило Жюстине жизни. Я видел ее после этого — полуживое, высушенное седоволосое существо, едва способное сложить пару слов. Зрелище того, что он с ней сделал, причиняло моему брату боль хуже физической. Насколько мне известно, он даже не пытался больше быть частью ее жизни. Я не могу его в этом винить.
Теперь Жюстина находилась на попечении Лары, хотя та тоже не могла кормиться ей.
Что не помешало бы ей при необходимости перерезать Жюстине горло.
Мой брат вполне мог пойти на самый неблаговидный поступок, если бы от этого зависело благополучие Жюстины. Блин. Ради нее он мог бы совершить что угодно.
Средства. Мотивы. Возможности. Все слагаемые, необходимые для убийства.
Я бросил еще один взгляд на иллюзорную стену. Верхний ряд фотографий, записок и схем выстроился от края до края пробковой доски. Следующий ряд оказался короче, следующий — еще короче, и к нижней части доски бумажки постепенно сходили на нет, образуя на ней этакий перевернутый треугольник. На острие его красовался один-единственный стикер желтого цвета.
Надпись на нем, в отличие от остальных каракулей, читалась без труда.
Ordo Lebes? Найти.
— Чтоб тебя, Томас, — пробормотал я. Потом повернулся к Ласкиэли. — Убери это.
Ласкиэль кивнула, и иллюзия исчезла.
— Есть еще одно, что тебе необходимо знать, хозяин мой.
Я внимательно посмотрел на нее.
— Ну, что еще?
— Это может касаться твоей безопасности и хода твоего расследования. Позволь, я покажу тебе.
Слово «нет» едва не сорвалось с моего языка; впрочем, я был не в том положении, чтобы выпендриваться. Опыт и знания Ласкиэли могли оказать мне неоценимую помощь.
— Только короче, ладно?
Она кивнула, встала с дивана — и я вдруг оказался в квартире Анны Эш, какой она запомнилась мне по дневному визиту.
— Хозяин мой, — сказала Ласкиэль. — Вспомни, скольких женщин видел ты входящими в здание.
Я чуть нахмурился, припоминая.
— Легко. Полдюжины… Впрочем, могли ведь подойти и до нашего с Мёрфи приезда.
— Вот именно, — кивнула Ласкиэль. — А теперь смотри.
Она взмахнула рукой, и в квартире возникли образы меня и Мёрфи.
— Анна Эш, — произнесла Ласкиэль. Она кивнула мне, и перед моим изображением возникло еще одно, Анны. — Можешь описать других присутствующих?
— Хелен Беккит, — назвал я. — Только она худее и старше, чем была, когда я ее видел в прошлый раз.
У окна возник образ Беккит.
Я махнул рукой в направлении кресла-качалки.
— Эбби с Тото сидели здесь.
