Подхватив сумки, мы вышли из терминала аэропорта, чтобы взять такси. И вот тут я испытал буквально физическое потрясение. На меня обрушились почти невыносимые жара и влажность, живо напомнив о том, каких трудов стоило выжить в таком климате. «Некоторые вещи с годами не меняются», — подумал я.
Пока мы ехали по городу, направляясь к заказанной гостинице, сердце готово было выскочить у меня из груди, но глаза не упускали ни единой подробности.
Вьетнам был древней страной, отчаянно пытающейся не отстать от современного мира. Несмотря на большую численность населения, технологии оставались отсталыми либо вообще отсутствовали. На дорогах было больше мопедов и велосипедов, чем автомобилей. Но более всего меня поразило то, что люди выглядели счастливыми: большинство улыбались, остальные приветливо махали руками. Уголки губ Беллы, наблюдающей за моей реакцией, дрогнули в улыбке. Она уже поняла, что я ошеломлен и растерян.
Вдоль дороги сотнями стояли люди; продавая кур, канистры с бензином, содовую и сигареты, некоторые расположились прямо у своих домов.
— Даже странно, что в такой некапиталистической стране все что-нибудь продают, — шепнул я на ухо Белле.
— Таков порядок вещей, полагаю, — ответила она.
Водитель такси резко свернул к тротуару и выскочил из машины, чтобы достать наши чемоданы из багажника. Открывая и придерживая дверь для Беллы, я вдруг почувствовал, как что-то больно укусило меня за шею. Я с силой хлопнул по тому месту ладонью. «Комары тоже ничуть не изменились. Нам по-прежнему кишит ими».
За шестьдесят три американских доллара в сутки мы вселились в четырехэтажный отель во французском колониальном стиле под названием «Континенталь». Он располагался в самом сердце делового района, совсем рядом со знаменитым городским театром. Мы переступили порог номера, и я, учитывая предыдущий опыт, снова испытал некоторую растерянность. Комната была выдержана в стиле старинного особняка, с прекрасным видом на город, чудесной двуспальной кроватью и ванной с лейкой душа над головой. Пока Белла раскладывала наши вещи, я пробежал глазами внушительный список удобств и служб, которые предлагал своим постояльцам отель: кондиционеры в номерах, сувенирный киоск, несколько ресторанов, прачечная, парковка, бар-салон, бизнес- и фитнес-центр, спа и сауна.
— Вот это да… — пробормотал я себе под нос и встал с постели, чтобы полюбоваться видом на город.
Под самым нашим окном, на углу, устроились две молоденькие проститутки, предлагающие свой «товар». Я покачал головой. Создавалось впечатление, будто внизу снова наступил 1968 год.
Белла вздремнула чуток, чтобы прийти в себя после долгого полета, а вот мне — как это ни удивительно! — не давало уснуть возбуждение. Перелистывая от нечего делать какие-то журналы, я вдруг наткнулся на свое прошлое:
…Город Хошимин расположен на правом берегу реки Сайгон. Численность населения — 5 млн 250 тыс. человек. Это самый большой город в стране, крупнейший порт, деловой и промышленный центр Вьетнама. Имея строгую геометрически правильную форму, широкие проспекты, обсаженные деревьями, и тенистые парки, он славится своей красотой и космополитической атмосферой. Сегодня США являются крупнейшим торговым партнером Вьетнама, ежегодно импортируя товаров на несколько миллиардов долларов. К ним относятся бытовая электроника, одежда, обувь и запчасти для автомобилей.
Отложив журнал, я подошел к окну. Память подсказывала, что в свое время этот город был штаб-квартирой армии США и вооруженных сил Южного Вьетнама, сильно пострадавших во время «наступления Тет». В 60-е годы и в начале 70-х город наводнили беженцы из сельских районов, численность которых достигала миллиона человек, породив проблему перенаселенности и чрезмерной скученности.
Белла тихонько засопела, и я решил, что лучшего времени, чтобы взглянуть в лицо своим демонам, мне не найти. Сунув в карман две таблетки болеутоляющего на всякий случай, я выскользнул на улицу.
* * *
В отличие от Ханоя, где температура может понижаться до пятидесяти градусов[16], в городе, который некогда был известен мне под названием Сайгон, круглый год царило лето. Улицы наполнял перезвон велосипедных колокольчиков, рев клаксонов автомобилей и многоголосый гул людей, разговаривавших на родном языке. Проходя мимо, я внимательно вглядывался в лица. Мне казалось, что большинство из них искренне рады видеть меня. Из домов доносилась музыка, а однажды до моего слуха долетел детский смех. Я замер на месте. Маленькие человечки, некогда расставлявшие нам мины-ловушки, превратились в тех, кем и были на самом деле, — самых обычных детей, занятых своими играми и забавами. Я окинул улицу внимательным взглядом, высматривая опасность. Но вокруг все было спокойно. Те, кто без колебаний вырвал бы чеку у гранаты и закинул ее мне в спальный мешок, теперь чистили обувь и торговали всякой всячиной в боковых улочках и переулках. Мне понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с происшедшими изменениями — смехом вместо криков раненых и умирающих, ароматами сластей у уличных торговцев вместо вони гниющей плоти, улыбками на лицах людей вместо скорби, когда они собирались в деревне, чтобы оплакать кого-то, к чьей смерти мог быть причастен и я.
Я прошелся еще немного и, наверное, потерял счет времени. Забредя на какую-то барахолку, я вдруг заметил старика, продающего американские армейские жетоны. На мгновение я даже задохнулся от ярости и едва не потерял контроль над собой, но вовремя опомнился и отступил в сторону. «Мы с Беллой приехали сюда для того, чтобы оставить боль позади, а не порождать новую. Это больше не моя война», — сказал я себе и испытал облегчение. Даже в своем разбитом состоянии до отеля я добрался в рекордные сроки.
Меня встретила Белла, встревоженная и рассерженная.
— Прости меня… — начал было я.
— Нет! — гневно перебила она меня. — Из-за тебя я чуть с ума не сошла. Кроме того, предполагалось, что мы должны пройти этот путь вместе. Или нет?
— Знаю, но…
— Никаких «но», — вновь оборвала она меня, но выражение ее лица говорило, что она уже успокаивается. — Это и мой медовый месяц тоже, так что обещай мне, что отныне мы будем неразлучны.
— Обещаю.
* * *
Я извинялся всю первую половину ужина, а всю вторую объяснял, какие чувства мне довелось испытать сегодня. При виде явного облегчения, с которым я изливал душу, тревога в глазах жены угасла.
Отель обещал ужин в романтической и стильной атмосфере, что подразумевало и большой выбор блюд по разумным ценам. Впрочем, я с трудом заставил себя проглотить кусочек и не притронулся даже к воде со льдом. Чтобы исключить всякие неожиданности — и придерживаясь старых и нелепых привычек, — я пил дорогое импортное пиво. Белла неохотно последовала моему примеру. Обслуживание, кстати, оказалось безукоризненным, хотя официантов можно было заподозрить в корыстной любви к американским долларам. Глядя, как я ковыряю палочками в плошке с белым рисом, Белла осведомилась:
