Вопросы в моем сознании так и роились, а вслед за ними напрашивались ответы, но я отодвинул и те и другие на задний план и занялся осмотром седельных сумок. С виду они были совершенно пусты, но это еще ничего не означало. Было бы хоть что-то – мне многого и не требуется, хоть какую-нибудь зацепку. Зацепку, которая бы чем-то подтвердила пульсирующий в моем мозгу один грандиозный ответ.
Я глубоко вздохнул и открыл первую сумку – ничего. Во второй тоже. Пусто, как раньше в карманах у Стефана и в комнатах Вигвама.
Я встал, на подгибающихся ногах дотащился до кресла и рухнул в него, стараясь не глядеть в сторону лежавшего на полу седла.
Неужели это машина времени, портативная машина времени? – рокотало в моем мозгу. Садишься в седло, возносишься в воздух, а там включаешь его и оказываешься в любом времени, где только пожелаешь. Но, черт его дери, такое невозможно! Даже если закрыть глаза на неосуществимость путешествий во времени, имеется еще дюжина очевидных возражений. Даже просто думать об этом – и то безумие. «Но скажи-ка, – с издевкой не унималась какая-то иррациональная часть моего сознания, о которой я даже не подозревал, – скажи-ка тогда, откуда в небе взялось седло?»
Я опустился на четвереньки и занялся тщательным, дюйм за дюймом, осмотром седла – вероятно, в надежде наткнуться на табличку вроде «Техасская кожевенно-седельная корпорация, Хьюстон» или какую-нибудь иную зацепку – но не нашел ничего. Не было ни тиснения, ни ярлыка, указывающего на происхождение седла. Чувствуя, как мурашки бегают по коже, я подхватил седло, затащил его в хижину, швырнул в своей спальне на дно одежного шкафа и поскорее захлопнул дверь. Затем, уже на полдороге к крыльцу, вернулся к шкафу и набросил на седло ради маскировки пару старых брюк и свитер. Потом вернулся на крыльцо и сел в кресло, прекрасно понимая, что должен браться за книгу, но не находя в себе сил на это. Попытался понаблюдать за птицами, бурундуками и прочей лесной мелочью, но не проникся к ним особым интересом. Рыбалка меня тоже не привлекала. Какое-то время спустя я приготовил яичницу с беконом, поел и снова вернулся на крыльцо.
Часа в три заехал шериф.
– Все впустую, – сообщил он, поднимаясь на крыльцо и усаживаясь рядом. – Я поднял сведения: Вигвам принадлежит чикагской юридической фирме. Документы у них, налоги платят тоже они, наверное, и владеют Вигвамом они же. Я позвонил туда и наткнулся на автоответчик. Подумать только: автоответчик в полвторого дня! С чего бы это адвокатской конторе прибегать к услугам автоответчика в такое время? Не могли же они все уйти в суд или одновременно отправиться в отпуск. Ну даже если так – хоть секретарша-то должна была остаться, чтобы отвечать на звонки!
– Может, в этой фирме только один владелец, он же и работник.
– Не похоже, – хмыкнул шериф. – Она называется «Джексон, Смит, Дилл, Хоэн и Эклюнд». Девице на автоответчике потребовалось добрых полминуты, чтобы изречь это. Она прямо пропела его – должно быть, иначе подобное название никак не одолеть. Кстати, а где Пайпер?
– Ему пришлось вернуться в университет.
– Он не говорил, что намерен вернуться.
– Просто к слову не пришлось. Он знал, что придется вернуться, уже несколько дней назад. А что, не следовало?
– Да нет, почему же. Насчет гибели Стефана нет никаких сомнений. А вы, случаем, не помните его фамилии?
– Никогда и не знал.
– Ну, тогда вроде все. Немного не по себе оказаться с трупом на руках, когда даже не знаешь его фамилии, тем более что он прожил здесь столько лет. Я заехал по пути в Вигвам – там по-прежнему никого.
Шериф провел у меня еще около часа. По его поведению было заметно, как ему не хочется возвращаться в поселок, в опостылевший кабинет. Мы поболтали о рыбалке, и он пообещал на днях заехать и порыбачить со мной на пару в Оленебойном ручье. Еще мы говорили о тетеревах: я сказал, что в этом году их порядком, и мы предались воспоминаниям о прежних деньках, когда на холмах еще рос женьшень. Наконец шериф распрощался и уехал.
Я прослушал по радио сперва шестичасовые, а потом десятичасовые новости, но о столкновении «Стремительной Гусыни» с неизвестным объектом при вылете из Сосновой Излучины ничего сказано не было. Потом я отправился в постель, без особой надежды уснуть – возбуждение все еще не покидало меня, – но уснул почти тотчас же: день выдался нелегкий, и я чувствовал себя выжатым как лимон.
После завтрака я решил двинуться на рыбалку. На мосту через Оленебойный ручей стояла женщина. Проезжая мимо Вигвама, я пристально его осмотрел – дом по-прежнему казался заброшенным, но женщину я видел впервые и тут же решил, что эта костлявая блондинка из числа посетителей Вигвама. Одета она была в ярко-желтые шорты и узенький желтый лифчик, который, впрочем, прекрасно справлялся со своей ролью, потому что прикрывать там было почти нечего. Волосы ее были зачесаны назад, падая на плечи небольшим конским хвостиком. Прислонившись к перилам, женщина смотрела в омут. Когда я остановил машину за поворотом и пошел в ее сторону, она обернулась. Лицо оказалось таким же костлявым, как и фигура, – скулы и подбородок едва не протыкали кожу, так что лицо казалось чуть ли не заостренным.
– Это здесь вы его нашли? – с ходу спросила она.
– Это не я его нашел, но лежал он действительно здесь, практически под мостом.
– Стефан был дурак.
– Я его не знал, – ответил я, удивляясь ее тону. В конце концов, он ведь покойник. – Вы с ним дружили?
– Он ни с кем не дружил, весь отдался своему дурацкому хобби.
– Ни одно хобби не бывает дурацким, если что-нибудь дает человеку. Один мой знакомый собирает спичечные этикетки. – Нет у меня таких знакомых, но я подумал, что это неплохой пример бессмысленного хобби.
– У него что-нибудь было? Лежало что-нибудь в его карманах?
Как ни странно прозвучал этот вопрос, я все-таки ответил:
– Ничего, никаких документов. Неизвестно даже, кто он такой.
– Нет, почему же, очень даже известно, – возразила она. – Все знают, что он Стефан. Больше никто ничего не знает, да больше и незачем знать.
Позади послышались шаги, и я резко обернулся: к нам подходил мужчина.
– Анжела, ты же знаешь, тебе не следует быть здесь. Что с тобой творится? Ты опять пьяна? Тебя же предупреждали, что пора с этим кончать. – Он повернулся ко мне. – Прошу прощения, она вас, верно, потревожила.
– Ни в малейшей степени, – отозвался я. – Мы просто беседовали, и притом о весьма любопытных вещах.
Он был чуть ниже меня ростом и, наверное, чуть тяжелее. Круглое розовощекое лицо обрамляли коротко подстриженные волосы. Довершали картину клетчатая ковбойка, синие джинсы и тяжелые рабочие ботинки.
– Мы говорили о Стефане, – подала голос женщина, явно стремясь смутить его и радуясь такой возможности. – О Стефане и его дурацком хобби.
– Но вам-то что до его хобби? – повернулся клетчатый ко мне.
