— Чем же это?
— Тем, что донесешь своему хозяину обо всем, что видел и слышал. Тебе достаточно только сказать, что тебя похитили, затащили в этот дом, и закон придет в действие. Такие люди, как твой хозяин, не знают жалости. То, что Джудит слепая и оставалась в своей постели, ее не спасет. Если даже ее и оставят в покое, а арестуют только меня, у кого она найдет приют? О ней некому позаботиться. Некому, кроме меня — и тебя.
Маленькие ручки, лежавшие на его плечах, источали силу. Темные пристальные глаза приковали его взгляд. Его ум пришел в смятение — он сомневался, что она говорит правду.
По-видимому, его жизнь могла оборваться в этой самой комнате, после чего его тело бросят в бурлящее море. Или его казнят по какому-нибудь фальшивому обвинению, если он предаст хозяина. Джонатан хорошо сознавал, что сэр Генри обладал большой властью. Одно его слово могло погубить человека, обречь на вечную каторгу за ничтожное преступление. Но чтобы больше его запутать, эта властная женщина настаивала на том, что именно от него исходит угроза слепой девушке, которая в одно мгновение завладела его сердцем.
Пока он пытался собраться с мыслями, Кейт заговорила снова:
— Я не хочу, чтобы ты пострадал. Ты спас Джудит, а она мне все равно что сестра. Хочешь еще раз спасти ее, а заодно и самого себя?
— Но как? Я не вижу способа.
— Зачем ты сегодня явился сюда?
Он зажмурился, представил лицо хозяина. Тонкие губы изрекают слова угрозы: «Если ты проронишь хотя бы звук…» Потом ему вспомнилось лицо Джудит, испуганное, бледное. Но он заговорил с ней, и оно приняло детски доверчивое выражение…
Когда он снова открыл глаза, эта странная девушка, которая, по-видимому, держала его жизнь в своих руках, уже не выглядела грозной. Ее глаза смотрели с мольбой, и, должно быть, от этого она показалась ему совсем юной, моложе, чем он подумал вначале.
Он проглотил слюну и с трудом выговорил:
— Мне было приказано дежурить ночью в роще у поворота дороги на Чичестер. Я должен был смотреть, слушать, а потом доложить сэру Генри обо всем подозрительном.
Кейт расширила глаза.
— Что ты должен был увидеть?
— Он не пояснил. Но поскольку хозяин — мировой судья, а я слышал, что здесь промышляют контрабандой…
— И что же ты видел?
— Ровным счетом ничего, мистрис. А рев ветра заглушал все остальные звуки.
— Еще бы нет. Твой хозяин просто дурак. Значит, ты можешь с чистой совестью доложить ему, что за время своего дежурства на дороге, ведущей в Чичестер, не заметил ничего странного.
Лицо Джонатана прояснилось.
— Да. Я могу ему это сказать.
— Я тоже заверяю тебя, что в том месте, где тебе велели наблюдать, ровным счетом ничего не происходило. Но ты покинул свой пост. Почему?
Он шаркнул ногами и потупился. Кейт повторила вопрос. Тогда он пробормотал, заливаясь краской:
— Вы решите, что это глупо. Я уже побывал в деревне и узнал, где живет Джудит. И вот мне пришло в голову…
— Прийти сюда — среди ночи. Но зачем?
Он смущенно пожал плечами:
— Просто постоять напротив ее дома, почувствовать, что она где-то рядом.
Кейт изумленно воззрилась на него. Сверху Мэтью проговорил свистящим шепотом:
— С вами все в порядке, мистрис?
Джонатан оглянулся на голос, но Кейт быстро загородила от него лестницу.
— Еще пару минут! — сказала она и спросила снова: — А пока ты стоял здесь — что ты видел?
— Ничего, только какой-то паренек спал на крыльце.
— И ты не заметил, что я стою у стены?
— Нет. Я вас увидел, только когда вы сами ко мне подбежали. А потом кто-то ударил меня сзади.
— Но ты поднял руку!
— Я хотел постучать в дверь — разбудить кого-нибудь, чтобы откликнулись на зов Джудит. Если бы понадобилось, я готов был выломать дверь.
— Похоже, ты парень не из робких, мастер Джонатан. А вот умеешь ли ты гладко врать?
— Думаю, что сумею, если ложь стоит того.
— Вот тебе случай в этом поупражняться. Ты скажешь сэру Глинду, что не сомкнул глаз и не покидал своего поста, и за всю ночь…
— Ничего не увидел, мистрис, — закончил он. — Совсем ничего.
Он с надеждой улыбнулся ей. Она развязала веревку, которой он был привязан к стулу. Он растер запястья и наклонился, чтобы освободить лодыжки. Стул царапнул по полу, когда он встал, притопывая, чтобы размять ноги.
Конюх Мэтью, быстрый как обезьяна, сбежал с лестницы и пригнулся, сжимая в руке нож, готовый броситься вперед. От неожиданности Кейт на миг замерла, затем, раскинув руки, загородила собой Джонатана.
— Болван! Я же сказала, что есть и другие средства, кроме насилия. А теперь он не только слышал твой голос, но и видел твое лицо.
Мэтью неуверенно замер на месте, поглаживая рукоятку ножа.
— Это вы развязали его и сняли повязку с глаз, — сказал он.
— Да, я это сделала, потому что он свободен и может уйти.
Глаза Мэтью мрачно блеснули, он шагнул вперед.
— Не болтают только мертвые.
— Он не станет болтать, я обещаю.
— А где гарантии?
— Он дал слово, и я верю, что он его сдержит.
Мэтью презрительно сплюнул в камин.
— Женщина готова поверить чему угодно. Я лучше вашего с этим управлюсь. Посторонитесь-ка!
Джонатан взял Кейт за плечи, пытаясь отодвинуть ее, но она не тронулась с места, презрительно глядя на конюха.
— Ты готов убить безоружного? Вот так храбрец. Ну, попробуй!
Мэтью качнулся из стороны в сторону, стараясь как-то обойти ее. Вдруг Джонатан схватил ее за талию и отбросил от себя, так что Кейт ударилась о дверь.
— Не стану я прятаться за женскими юбками, — вскричал он, сжимая кулаки и придвигаясь к Мэтью. — Ну, начинай, хотя я не помню, чтобы мы с тобой ссорились.
Кейт распахнула дверь, схватила Джесса за руку и втащила в комнату.
— Останови его, ради бога!
Джесс быстро пересек комнату, сжал громадной ручищей запястье Мэтью, вырвал у него нож и бросил на пол.
— Никак ты спятил? — воскликнул он. — Если без убийства не обойтись, делается это потихоньку, из-за изгороди, чтобы никто ничего не увидел и не услышал. А не так, что стоит ему крикнуть, и он перебудит всю деревню, и не на глазах у женщины… — Он повернулся к Кейт. — Как он сумел освободиться? Мы привязали его крепко.
— Это я его развязала.
— А вы подумали, что делаете?
— Да. Если бы этот идиот не спрыгнул с лестницы как сумасшедший, Джонатан никого бы не увидел, кроме меня. А теперь… — Она пожала плечами и сказала, поворачиваясь лицом к Джонатану: — Боюсь, что теперь уже не одной мне решать, как поступить. Но я пыталась тебе помочь.
