Ленора напряглась от сильной потуги, и Рут с ужасом осознала: ей нельзя оставить эту девушку одну.
«Господи, смилуйся! О боже, о боже! — думала она, пытаясь нащупать что-то сбоку кровати. — Где же кнопка вызова? Почему у них нет кнопки для неотложного вызова? Почему же никто не заглядывает сюда?!»
При очередной потуге сбылись ее худшие опасения — показалась макушка ребенка.
Уняв предательскую дрожь, Рут натянула резиновые перчатки, как это делал доктор Тернер, затем твердо встала между раздвинутых ног Леноры. Когда головка ребенка появилась снова, Рут протянула руки, готовясь аккуратно освободить ее, отодвинув мягкие ткани родовых путей, как это описывалось в учебнике. Но дальнейшее произошло не по учебнику: головка исчезла, и Леноре стало легче.
«Сейчас пора сбегать за кем-нибудь…»
Но матка упорно выталкивала плод, и крохотная макушка показалась снова. На этот раз Рут испытала шок: что-то обвивало головку. У Рут выступил холодный пот, и на мгновение показалось, что она потеряет сознание: ребенок шел в обвитии петлями пуповины.
— Подожди, — сказала она Леноре. — Начнется потуга — сдержи ее, не тужься.
— Не получится! Я не могу сдержаться!
— Не тужься!..
Но потуга уже началась, и головка снова появилась. Страхи Рут усиливались. Пурпурная удавка появилась первой, застыла у входа, затем, прижатая головкой ребенка, начала белеть. Рут судорожно думала. При каждом соприкосновении с пуповиной, ребенок перекрывает себе приток крови и кислорода от матери. Если так будет продолжаться, он убьет себя, не успев появиться на свет.
Рут сама не заметила, как начала рыдать от бессилия и отчаяния. Сквозь пелену слез она видела лишь свои руки, которые машинально пришли в движение и вслепую, инстинктивно раздвинули ткани влагалища, цервикального канала, проникли в матку. Пальцы нашли податливую круглую головку, почувствовали пульсирование пуповины и при очередной потуге оттеснили головку от пуповины. Но когда потуга утихла, Рут почувствовала, что пуповина опустилась на прежнее место, и поняла, что та снова преградит путь головке младенца.
Не раздумывая, она соскочила с кровати, подбежала к ногам девушки и стала отчаянно вращать ручкой. Ленора постепенно начала клониться назад, так как изголовье койки опускалось, а ноги приподнимались. Добившись небольшого наклона, Рут заняла прежнее место и ждала очередной потуги. На этот раз угроза пуповине уменьшилась, но та все же осталась сдавленной. Рут просунула руку и поддерживала головку…
Рут казалось, будто в таких мучениях они обе провели здесь не один час и день. Ленора вскрикивала, не в силах сдержать потугу, а Рут, держа руку внутри матки, бережно поднимала головку вверх и уводила в сторону от пуповины. Рут не знала, как долго она звала на помощь, но когда кто-то вбежал в палату и произнес: «О боже», девушка безудержно разрыдалась. В этот момент акушерка сменила Рут и ввела руку в то самое место, где находилась ее рука. Девушка почувствовала, что сильная рука обнимает ее за плечи и кто-то ведет ее к стулу, стоявшему в углу. Затем раздались торопливые шаги, послышался звук, говоривший о том, что кровать выкатывают из предродовой, и наступила… тишина.
Спустя несколько минут акушерка с делано-ироническим выражением лица принесла Рут чашку кофе и стянула с нее окровавленные перчатки. Рут не знала, сколько прошло времени. Вскоре в палату вошел мужчина в зеленом халате. На лице его блестели капельки пота, но на одежде не было следов крови. Незнакомец тоже с усмешкой взглянул на Рут и представился как доктор Скотт.
— Боюсь, я не знаком с вами, — сказал он, придвигая к ней другой стул и ища глазами у нее на груди бирку с именем. — Вы медсестра?
Рут тяжело сглотнула. Она пришла в себя, но ее еще била дрожь.
— Нет, я студентка.
— Вот как? Теперь понятно. Третий курс? Четвертый?
— Первый.
Брови Скотта поднялись до края колпака:
— Студентка первого курса?! Как вы здесь оказались?
Рут рассказала о программе «Студент в роли врача» и о том, что сегодня у нее первый из трех дней стажировки в родильном отделении.
— Значит, вы решили почувствовать вкус настоящей медицины, — заметил он и неожиданно тепло улыбнулся. — Вам везет. Студентом я попал в больницу только на третьем курсе и, скажу я вам, испытал шок. Я упал в обморок, когда впервые увидел, как берут пробу спинного мозга! Какая замечательная идея — дать студентам почувствовать все это как можно раньше! Те, у кого сердце не лежит к медицине, успеют передумать. А дойдя до третьего курса, бросать учебу уже слишком поздно и не знаешь, что делать.
Доктор Скотт умолк и посмотрел на нее:
— Сегодняшний опыт не разочаровал вас в медицине?
— Нет.
Он широко улыбнулся:
— Должно быть, у вас уже был какой-то опыт? Опыт работы санитаркой? Лаборанткой? — Видя, что Рут отрицательно качает головой, он спросил: — Совсем ничего? Вы хотите сказать, что впервые видите, как рожают?
— Я не видела даже, как рожает кошка.
Скотт откинулся на стул и скрестил руки на груди, на его лице появилось выражение, которое Рут никак не могла понять. Но тон его голоса все прояснил:
— Поразительно… Вы знали, что надо делать. Вы не дрогнули и не сбежали. Вы не бросили ее.
— Я разрыдалась.
Он пожал плечами:
— Со всеми нами такое рано или поздно случается. У вас это уже позади. — Он глубоко задумался, затем спросил: — Вы собираетесь стать акушером?
— Врачом широкого профиля.
— Неплохо бы подумать о специализации. Ваше место здесь, в родильном отделении.
Глаза Рут округлились. Она оглядела палату, посмотрела на неуместные шторки с лимонами и ананасами, на пустое место, где стояла койка Леноры, и с удивлением подумала: «Здесь?» Но, вспомнив самое важное, что ее тревожило, спросила:
— С Ленорой все в порядке?
— Она чувствует себя отлично. Родился здоровый малыш. Почти в отличном состоянии благодаря вам. Хотите взглянуть на него?
— Да.
Доктор Скотт и Рут встали, он взял ее под руку и вывел из предродовой палаты.
9
— Будет больно?
— Только при местном уколе. И только после того, как прекратится действие ксилокаина.
Пока доктор Новак собирал поднос с инструментами, Мики отвернулась, не желая смотреть. Она уставилась в окно: с высоты седьмого этажа открывался вид на Тихий океан. Под февральским дождем на берег накатывались и пенистые волны.
— Мики, вам страшно?
— Да.
— Дать вам успокоительное?
— Нет.
Мики говорила, не глядя на него, не видя, что делают его руки с ужасными инструментами на подносе. Ее ладони покрылись потом, она постоянно вытирала их смятым носовым платком.
