Один из тех, кого Грациллоний причислил к братьям, шагнул вперед и встал плечом к плечу с галлом. Моложавое лицо его обрамляла черная как смоль борода, но волосы на голове поредели, а на висках высыпала седина. На алой, расшитой жемчужными нитями мантии сияло золотое колесо с крупными рубинами по ободу. Пальцы рук были унизаны перстнями. Он опирался на длинный посох с серебряной головой вепря на набалдашнике.
Женщины были одеты в просторные платья тонкого шитья, с широкими рукавами и сложным орнаментом на поясах, и в плащи. Капюшоны они, должно быть, накинули, чтобы скрыть растрепанные волосы. Грациллоний сообразил, что собирались они в спешке, и, усмехнувшись про себя, посочувствовал женщинам.
Тем временем галл вдохнул полную грудь воздуха и заорал еще громче:
– Что? Префект? Вы слышали? Явился неизвестно откуда, раздулся от важности, как лягушка, и заявляет мне – мне! – что он мой префект! Прочь с глаз моих, лягушка! Ха-ха-ха! Лягушка! А то раздавлю ненароком!
– Мне кажется, вы хлебнули лишнего, – с искренним удивлением сказал Грациллоний. Он был и вправду слегка растерян. Все это походило на глупый фарс.
– Лишнего? – надсаживался галл. – Столько, сколько нужно, чтобы я помочился, а ты утонул, римлянин! Ха-ха-ха!
Грациллоний сдержался.
– Есть здесь кто-нибудь, кто говорит на цивилизованном языке? – обращаясь ко всем, громко спросил он на латыни.
Вперед выступил человек в алой мантии.
– Офицер, я прошу вас с пониманием отнестись к настроению короля, – Грациллоний никогда не слышал, чтобы латинская речь звучала столь певуче. – Бдение короля завершилось сегодня на рассвете, но королевы попросили нас подождать. Я обязан присутствовать лишь при выходе короля из Священного леса. Меня призывают в последний час.
– Он что, проспал? – бесхитростно поинтересовался Грациллоний.
Человек в мантии улыбнулся.
– Провести целых три дня с тремя женами… – затем он посерьезнел. – Однако вам следует познакомиться с галликенами и верховными суффетами. Я – Сорен Картаги, Оратор Тараниса.
Галл рывком повернул Сорена Картаги к себе и, смяв мантию, схватил его за горло.
– Вздумал перебивать короля? – проревел он, брызжа слюной в лицо Оратора. – Козни строишь? Заблеял на их языке, чтобы я не понял! – Галл занес над головой Сорена Картаги огромный волосатый кулак. – Я вам все попомню! Я знаю, вы думаете, что у Колконора ума не хватит вывести вас на чистую воду! Рано обрадовался, ты, умник!
На лицах его спутников отразился ужас. Одна из женщин бросилась к Колконору и встала между ним и Сореном Картаги.
– Ты, должно быть, обезумел! – вскричала она. – Поднял руку на Оратора Бога! Отпусти, не то Таранис испепелит тебя.
Женщина говорила на мелодичном, отдаленно напоминающем кельтский, языке. Всех слов Грациллоний не понимал, но смысл происходящего был ему ясен.
Галл отпустил Оратора и шагнул к ней. Не шелохнувшись, женщина с вызовом посмотрела на Колконора. Огромные глаза на изможденном прекрасном лице с выступающими скулами и резко очерченным носом были похожи на осколки тьмы. Капюшон спал с ее головы, открыв копну иссиня-черных волос с белой прядью посередине, перехваченных лентой. Женщина снова заговорила, и в ее голосе сквозило презрение:
– Пять лет мы терпели тебя, Колконор, и это были невеселые годы. И коли ты шагнул на дорогу, ведущую в ад, – что ж, удерживать тебя мы не станем!
В галле вновь взыграла ярость:
– Вот как ты запела, Виндилис, кошечка моя…
Он говорил, мешая исанский с языком озисмиев, и понять его было несложно.
– То-то три дня и три ночи она была такая ласковая… Нет, меня не проведешь, Виндилис. Ты всегда была больше мужчиной, чем женщиной, и большей ведьмой, чем все остальные!
– Но, мой повелитель, на вас нашло временное затмение, – пробормотал Сорен. – Сохраняйте достоинство, молю вас, ради вашего же блага.
– Достоинство? Ты думаешь, я не слышал, что она сказала, когда вышла из святилища и увидела солдат?
Он повернулся и ткнул пальцем в сторону другой женщины, стройной, сероглазой, холодной правильностью черт напоминавшей изваяние Минервы.
– Я все слышал, Форсквилис, гадюка болотная, ведьма, дьяволова невеста!
Форсквилис ответила галлу взглядом, от которого у Грациллония по спине пробежал холодок.
– Колконор, дорогой, прошу тебя… – вступила третья женщина, пышных округлых форм, с весело вздернутым носиком. Голос ее звучал мягко, почти нежно, карие глаза светились добротой. – Не надо злиться.
– Нужно быть осторожным, когда имеешь дело с тобой, Малдунилис! – прошипел он угрожающе. – Это из-за твоих мерзких проделок я проспал и задержался в святилище. Это ты была приманкой в ловушке! Вон отсюда, римлянин! – сжав кулаки, галл шагнул к Грациллонию. – Я король! И я не подчинюсь римским приказам, клянусь жезлом Тараниса! Вон отсюда, если не хочешь кормить червей в навозной куче!
Грациллоний прямо-таки кожей ощущал волны ненависти, исходившие от этого человека.
– У меня верховный приказ, – стараясь оставаться спокойным, ответил он. – Кто здесь в силах обуздать безумца и выслушать меня? – Вторую фразу он произнес на латыни, обращаясь к Сорену.
Некоторые латинские слова Колконору были все-таки знакомы.
– Безумец?! – заревел он. – Это я безумец? Безумцы были те, кто пустил в коровник к твоей мамаше твоего папашу-осла, прежде чем охолостить его!
Тут рев прервался. Перегнувшись через шею коня, Грациллоний жезлом хлестнул его по сквернословящим губам. На засаленную рубаху брызнула кровь.
Мотнув головой, Колконор отпрянул и выхватил меч. Мужчины разом вдруг заговорили и бросились к нему. Грациллоний разобрал слова Сорена:
– Нет, только не здесь! Только в лесу, в Священном лесу!
Голос Сорена, казалось, дрожит от радости. Женщины остались в стороне. Малдунилис выглядела взволнованной, но не слишком. Форсквилис, прикрыв глаза, беззвучно шевелила губами, как будто читала заклинания. Виндилис, подбоченясь, разразилась громким смехом.
Сбоку к коню неслышно подошел Эпилл и тронул Грациллония за ногу.
– Похоже, они затевают драку, центурион, – сказал он встревоженно. – Это можно уладить. Ваше слово, и мы в куски изрубим и его самого, и всю его братию!
Странное предчувствие овладело Грациллонием. Он не представлял, что будет дальше, но знал почему-то, что от того, как он поведет себя, зависит вся его дальнейшая судьба.
– Нет, – ответил он спокойно, – я все решу сам. Не вздумайте вмешиваться.
Кольцо вокруг короля разомкнулось, и Колконор, вложив меч в ножны, подошел к Грациллонию.
– Что ж, ты собрался бросить вызов? – проговорил он, глядя на всадника снизу вверх. – Попробуй, и я орошу землю гнилой римской кровью!
