– Какое унижение! – жаловался мэр, вытирая лицо носовым платком. – Никогда, даже в самых страшных снах, я не мог себе представить, что доживу до такого…
Люди, окружавшие его, согласно закивали. Здесь находилось несколько фермеров, которым пришлось кланяться их собственным свиньям. От этой формальности на душе у них остался неприятный осадок.
Пегги Сью отошла от взрослых. Она наблюдала за сборищем животных. Этот митинг не предвещал ничего хорошего.
– Что они замышляют? – прошептал Дадли у нее за спиной. – Почему не расходятся по полям, лесам… куда угодно?
– Они поселятся в городе, – ответила девочка. – Тебе придется привыкать к тому, что ты будешь видеть их каждый день, и ты станешь проявлять к ним уважение.
– Уважение к свинье! – задыхаясь, воскликнул мальчик.
– Если тебя это так задевает, – шепнула Пегги, – думай о том, что эта свинья при желании может сделать так, что твой мозг взорвется.
Дадли издал странный глотательный звук и ничего не сказал.
– Надо выиграть время и попытаться перехитрить их, – добавила девочка, накрыв ладонью руку мальчика.
А там, на площади, голубая собака вышла из круга, образованного животными, и направилась к крыльцу мэрии. Высоко подняв голову, она семенила на своих кривеньких лапах. Пегги Сью сжалась в ожидании телепатического диалога, который наверняка должен был начаться.
Как она и предвидела, гнусавый голос собаки прозвучал у нее в голове.
– Мы приняли решение, – говорил голос. – Мои друзья и я хотим ознаменовать наше вступление в сообщество жителей Пойнт Блаф символическим актом. Мы приказываем похоронить останки наших убитых собратьев с почестями, которых они заслуживают. Сегодня же.
– Какие останки?– с просила девочка. – Что ты имеешь в виду?
– Я говорю о замороженном мясе, хранящемся в холодильниках супермаркета, – ответила голубая собака желчным тоном. – О рыбе, жареной индюшке, сосисках, кусках сала, лежащих на прилавках… а для нас представляющих собой бренные останки наших убитых братьев. Мы воспринимаем ваши продуктовые магазины как кладбища, где стенают души тысяч четвероногих жертв. Пора положить этому конец. Впредь люди, живущие в Пойнт Блаф, перестанут есть мясо. Будут питаться растительной пищей, овощами. Мы так решили. И ни перед чем не отступим, добиваясь исполнения этого закона.
– Хорошо, – сказала девочка. – Не горячись, я передам это людям.
И, обернувшись к мэру, шерифу и Сету Бранчу, Пегги изложила требование животных. Трое мужчин, как показалось девочке, чуть не задохнулись от ярости.
– Т-ты… ты шутишь? – заикаясь, произнес мэр.
– Вовсе нет, – со вздохом ответила Пегги. – И снова умоляю вас не противоречить псу. Он не шутит. Если вы бросите ему вызов, последствия могут быть ужасны для нас.
– Согласен, – пробормотал мэр. – Чего он хочет?
– Чтобы население Пойнт Блаф вооружилось лопатами и кирками, вырыло яму на главной площади и закопало в ней содержимое городских холодильных камер. Придется опустошить даже холодильники частных лиц. Этот закон распространяется также на консервы.
– А на яйца? – простонала миссис Пикинс.
Пегги Сью попросила уточнения у голубой собаки. Иметь в доме яйца, а также масло, сметану и сыр было позволено. Хранение всех остальных продуктов животного происхождения со следующего дня считалось незаконным и приравнивалось к сокрытию трупа.
– Значит, спрятав бифштекс в своем холодильнике, человек совершит преступление? – возмутился мэр.
– Да, – подтвердила Пегги Сью.
– Хорошо, – согласился мэр. – Сделаем, как они решили. Шериф, отдайте распоряжение… Пусть каждый получит кирку или лопату на складе службы по уборке мусора. Надо поскорее покончить с этим…
Жители Пойнт Блаф усердно копали землю перед зданием мэрии, чтобы вырыть глубокую яму. Все приложили руку к этому делу, в том числе Пегги Сью.
– Бред какой-то! – прошептал Дадли. – Мне кажется, я сплю, наверняка сплю, но скоро проснусь, и пора будет идти в школу, а затем все станет, как прежде. А сейчас вижу дурацкий сон, и только. Ведь такого не может быть. Подобные вещи немыслимы.
– Успокойся, – сказала ему девочка. – Не теряй голову, сейчас не время. Все это абсолютно реально. Разумнее всего делать вид, что мы сотрудничаем с ними, пока не нашли способа им противостоять.
Чтобы передавать от холодильников и морозильных камер продукты до отрытой ямы, организовали цепочку. Ничто не было забыто ни в продуктовых магазинах, ни на предприятиях быстрого питания. Консервы, бифштексы и куры в целлофане в скором времени были свалены в яму. Голубая собака и три лиса-помощника наблюдали за действиями людей. Собака потребовала открыть консервные банки перед тем, как закопать их, чтобы никто не мог подобрать продукт.
– Объясни им хорошенько, пусть не пытаются обмануть нас, – прошептала собака на ухо Пегги. – Наш нюх тут же определит, где спрятана пища. Они не должны забывать, что мы можем учуять кусок мяса сквозь бетон в три метра толщиной!
Девочка знала, что пес не шутит, животные будут безжалостны к обманщикам. Она повторила это шерифу, но тот грубо отстранил ее.
Жители Пойнт Блаф подчинялись требованиям неохотно, перспектива стать вегетарианцами не слишком вдохновляла их.
Увы, как только противозаконные продукты закопали в яму, голубая собака появилась опять и выдвинула новые требования.
– Мои собратья считают, что этого недостаточно, – передала она Пегги. – Они обращают внимание на тот факт, что вы постоянно носите одежду, изготовленную из останков несчастных убитых зверей. Ваши ботинки, сапоги, куртки, пояса сделаны из кожи. В домах – бесчисленное множество кресел, диванов из кожи. Мне докладывают также о шерстяных изделиях, шерстяной одежде, изготовленных посредством бесстыдной эксплуатации моих товарищей – овец. Их представитель требует, чтобы эти изделия были также похоронены. В дальнейшем допускается одежда из растительного или синтетического волокна, и только. Никто из людей не должен красоваться в костюмах и платьях, сшитых из «ткани животного происхождения». Достаньте из шкафов имеющуюся у вас одежду, мы проведем всеобщую проверку, наш нюх позволит нам определить состав ткани.
Жители опустошили шкафы, комоды, сундуки, и перед каждым домом выложили на тротуар горы одежды.
Эта чистка шкафов лишила людей возможности одеваться, потому что их гардероб в основном состоял из шерстяной одежды.
Всю обувь конфисковали, за исключением пластиковых сандалий и резиновых сапог, таким образом, почти все население поселка должно было ходить босым. Подростков, носивших тапочки из полотняной ткани и резины, оставили в покое.
Остаток дня был посвящен погребению диванов и кресел из настоящей кожи. Позеленевшему от злости шерифу пришлось снять свою куртку и бросить ее в яму.
