Спенсер хохочет и берет Спада за лапку, чтобы дать ему «пять».
– Знаешь, собаки прекрасно чувствуют характер человека.
– Вы ведь с ним много лет работали вместе, так? – спрашиваю я тихо.
– Да. Мы прошли долгий путь. Боюсь, что наша дружба осталась прежней.
– Почему боишься? – спрашиваю я.
Тут звонит мой телефон.
– Подожди, – говорю я Спенсеру. И поднимаю трубку:
– О, здравствуйте, миссис Макинтош.
– Пусть ко мне еще раз придут, – требует клиентка. – Фотографии на кухне не показывают новую духовку.
– У вас прекрасная духовка, – закатываю я глаза перед Спенсером. – Но вы же увозите ее с собой в новый дом…
И отвожу трубку в сторону, потому что миссис Макинтош продолжает стенать, что вся ее бытовая техника оказалась не охваченной. Спенсер касается моего плеча в знак солидарности и уходит.
Через двадцать минут, поглощенная телефонным разговором с нашим издателем – мы обсуждаем планы этажей и фотографии, я слышу шаги в коридоре под дверью, а потом входная дверь с грохотом закрывается. Я смотрю сквозь жалюзи и вижу, как Спенсер идет по улице.
– Дженьюэри, – раздается со второго этажа голос Уорда. – В мой офис, сейчас!
Люси смотрит на меня, как будто хочет, чтобы вместо меня вызвали ее. Спад идет за мной, но я глажу его по спинке и оставляю за дверью. Не могу позволить себе повторяться.
Я делаю глубокий вдох, прежде чем войти в комнату.
– Спенсер ко мне тут заходил, – говорит Уорд раздражающе спокойным голосом, и я чувствую, эмоции у него притупились.
Я сажусь напротив него.
– Ах, да.
– Вообще-то нельзя приходить, когда ему заблагорассудится. Пусть записывается заранее у секретаря.
– Прошу прощения, но…
– Когда тут был Джереми, все это, наверное, хорошо прокатывало, но сейчас другой случай. Вам ясно?
Я киваю.
– Прекрасно. Можете идти.
Я не успеваю выйти, потому что Уорд добавляет еще пару фраз:
– На самом деле, Дженьюэри, совещания по четвергам начинаются в восемь утра.
Мое сердце ухает и проваливается куда-то в живот.
– Но…
– Никаких «но».
В его взгляде сквозит холод.
Как же успеть выйти из дома в семь пятнадцать? Когда я буду отводить Айлу в школу? Я еще только собираюсь раскрыть рот, но Уорд прерывает меня.
– Конец дискуссии, – говорит он.
Выходя из кабинета, я понимаю, что Спенсер был прав. Уорд не просто сволочь, а король среди сволочей, и в каком-то смысле я даже рада, что в свое время сказала ему об этом.
– Как поживает моя маленькая девочка? – говорю я, бросив сумки с продуктами из супермаркета на кухонный стол, усыпанный ручками и карандашами, потеснив миску с не первой свежести бананами и виноградом. Я лезу в холодильник за бутылкой вина.
– Я уже не маленькая девочка. Мне одиннадцать, – заявляет она, явно более заинтересованная в том, чтобы поприветствовать не меня, а Спада. – И скоро я пойду в хорошую школу.
Руки жарит фарш. На ней ярко-красная юбка и кремовый джемпер из мохера, ее темно-каштановые волосы собраны в пучок и перевязаны лентой темно-синего цвета. Пока она рассказывает, как они с моей дочерью провели день, я еще раз ловлю себя на мысли, как же нам с Айлой повезло, что последние три с половиной года у нас есть Руки. Бывают бебиситтеры куда более квалифицированные, но когда я впервые ее увидела, то сразу почувствовала, что она – это то что надо. Во время собеседования она упомянула, что ей только что исполнилось двадцать семь. Руки приехала из небольшого румынского городка Медиаша, и у нее образование инженера.
– Когда я рассказываю о себе людям, они всегда удивляются, – сказала она мне однажды (каюсь, я тоже удивилась). – Я работала в крупной корпорации. Четыре года в сфере промышленности. У меня была машина и деньги, но я чувствовала, что это не мое. Я накопила деньги, продала машину и в течение года отучилась в академии парикмахеров. Друзья сочли меня сумасшедшей, но…
Она пожала плечами.
– Я просто чувствовала себя не в своей тарелке. А в Лондоне я счастлива.
– Мы погуляли в парке, сделали домашнее задание по математике, да, деточка? – подмигивает Руки Айле. По гуманитарным предметам моя дочь одна из лучших, а вот с математикой и естественными науками ей требуется помощь.
– А еще мы рисовали, – добавляет Руки.
– Смотри, мама, – говорит Айла. – Вот где жила Руки.
На ее рисунке я вижу ферму с коровами, курами и утками, а на заднем плане далекие горы и ярко-желтое солнце на горизонте.
– Я не знала, что ты выросла на ферме, – говорю я.
– Мои бабушка с дедушкой жили на этой ферме. Я же просто приезжала на летние каникулы. Бабушка научила меня шить и доить коров. Она была особенной. Я как раз рассказывала Айле, что бабушка никогда не заставляла нас работать, просто показывала, что делать, – объясняет Руки.
– Айла, мне показать тебе, как мыть пол и посуду? – хихикаю я.
– Ха-ха, – отвечает она. – Не смешно, мама.
– А как прошел твой день, Дженьюэри? – спрашивает Руки, как она это делает каждый вечер, словно играя роль моего мужа.
– Слава Богу, он прошел. Руки, ты можешь в четверг прийти с утра?
– Насколько сильно с утра?
– К семи. И отвести Айлу в школу?
– Почему мексиканец столкнул свою жену со скалы? – вклинивается Айла с вопросом.
– Подожди секунду, Айла. Руки, так ты сможешь? – Я смотрю на Руки умоляюще.
– Все дело в текиле! – смеется Айла.
Звонит телефон.
– Привет, – снимает трубку Айла. – Ферма Уайлд на связи. О, привет, папуль. Почему мексиканец столкнул свою жену со скалы?
– Можешь говорить? – спрашивает Дэн.
Я боюсь того, о чем он собирается со мной разговаривать. Я откладывала этот разговор всю неделю, надеясь, что тема сама себя исчерпает. Я наливаю еще вина и иду к себе в комнату, чтобы поговорить с Дэном в спокойной обстановке.
– Кто она, Дэн? Почему ты не говорил о ней раньше?
– Решил не знакомить ее с тобой, пока не буду уверен, что все серьезно.
– У нее нет хронических заболеваний?
– Черт побери, Дженьюэри.
– Чем она занимается?
– Она учительница.
– Ты уверен, что готов к этому? – спрашиваю я.
– Знаешь что, забудь, – теряет он терпение.
– Все нормально. Познакомь меня с ней, и покончим с этим, – говорю я.
