Люсия посмотрела в проницательные карие глаза пожилой дамы и отметила, что у нее такое же очаровательное чувство юмора, как у Чарльза, чье остроумие служило отличным подспорьем в самой сложной ситуации. И миссис Грин сразу показалась ей очень человечной и простой в общении.
— Но вы наверняка еще сердитесь, — сказала Люсия с легкой улыбкой, за которой чувствовалась крайняя нервозность. Сняв меховую накидку, она перекинула ее через ручку кресла и оглядела комнату. Обстановка ей понравилась.
— Прошу вас, присаживайтесь, — предложила миссис Грин. — Хотите кофе с бисквитами?
— Нет, мам, спасибо, мы уже подкрепились в ресторане, — вмешался Чарльз, которого тоже охватило легкое чувство неловкости и волнения — ведь только что состоялось знакомство двух женщин, в равной степени дорогих его сердцу. Это был невыносимо опасный момент, но ему показалось, что все прошло хорошо.
Извинившись, он направился к выходу, чтобы позвонить в гостиницу в Тенбридже, но прежде чем уйти, наклонился и поцеловал руку Люсии.
— Мама, смотри не обижай моего ангела, — шутливо бросил он, — сегодня у нее был очень тяжелый день, а она такая славная!
Оставшись наедине с миссис Грин, Люсия почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы. Она опустилась в кресло и рукой, которую только что поцеловал Чарльз, коснулась лба. Действительно, у нее выдался очень тяжелый день, а в довершение ко всему она не спала почти всю ночь, была измучена и теперь едва сдерживалась, чтобы не зарыдать.
— Не хотите ли снять шляпку, дорогая? — предложила пожилая дама.
Люсия сняла шляпку. Миссис Грин посмотрела на ее гладко причесанную темноволосую головку и подумала, что на вид этой женщине не дашь больше тридцати. Трудно было поверить, что у нее пятнадцатилетняя дочь.
Мысль о детях Люсии снова повергла миссис Грин в ужас, который она испытала во время разговора с Чарльзом.
— А может быть, подниметесь ко мне и приляжете ненадолго? Я принесу вам аспирина, — сказала она, подумав.
Люсия подняла на нее взгляд и улыбнулась, хотя глаза оставались тревожными и в них стояли слезы.
— Нет, нет, что вы! Я просто немного устала, вот и все. Вы позволите закурить?
— Конечно, дорогая.
Люсия открыла маленький золотой портсигар и сначала протянула его матери Чарльза.
— Не желаете?
— Да, пожалуй.
Люсия откинулась на спинку кресла и посмотрела на пожилую даму, сидевшую напротив нее. Как они с Чарльзом похожи! Те же живые карие глаза… квадратный подбородок… цепкий взгляд. Ей хотелось полюбить мать Чарльза и заслужить ее любовь.
И вдруг, сама не заметив как, она начала рассказывать миссис Грин обо всем — слова хлынули потоком, их невозможно было остановить:
— Я так люблю Чарльза! Мне страшно подумать, что я могу причинить ему неприятности или огорчение… или вам… О, прошу вас, постарайтесь меня понять, мы не можем жить друг без друга! Мы несколько раз пытались расстаться, но не вынесли разлуки. Да, да, я знаю, в таких случаях считается, что последнее слово остается за женщиной. Да, наверное, будь я посильнее духом, сумела бы прогнать Чарльза, но… я не смогла этого сделать. Жизнь без него стала бы невыносимой. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть за это, и, умоляю, не думайте дурного о вашем сыне из-за того, что все так получилось. Чарльз вас обожает — он так переживал, что из-за меня принесет в вашу жизнь скорбь.
Флоренс Грин сидела молча, глядя на дым от сигареты. Она испытывала самые противоречивые эмоции, никак не могла преодолеть чувство неприязни, все еще страдала от укола ревности, вызванного известием о том, что Чарльз уходит из дома. Для нее это была страшная потеря. Кроме того, ее беспокоило, что сын будет втянут в судебное разбирательство. Развод, публичная огласка, толки и пересуды — боже, как все это неприятно!
Однако Люсия успела покорить ее сердце — и скорее благодаря этому искреннему, идущему из самых глубин души признанию, нежели красотой и шармом.
— Что вы, Люсия, мне не за что вас ненавидеть, — искренне сказала миссис Грин. — Тем более, что вы — избранница моего сына. Напротив, я весьма расположена к вам. А что касается Чарльза… он всегда был таким славным мальчиком, прекрасным сыном… После смерти его отца я только им и жила. Теперь я его теряю, и для меня это, не скрою, сильное потрясение.
— Как я вас понимаю! Мне очень жаль…
— Тут не о чем жалеть — главное, чтобы вы действительно сделали его счастливым. Конечно, развод приводит меня в ужас, но лучше уж Чарльзу пройти через этот кошмар, жениться на вас и стать счастливым, чем попасться на удочку какой-нибудь молоденькой девицы, которая заставит его страдать. Но позвольте мне быть откровенной до конца, раз уж мы говорим начистоту. Поймите меня правильно, мне не хотелось бы, чтобы в это дело были замешаны дети…
Люсия покраснела до корней волос. Миссис Грин наблюдала, как пунцовый румянец сошел, сменившись смертельной бледностью. Она сразу поняла, что удар пришелся по больному месту.
— Если бы вы знали, — произнесла Люсия глухим, сдавленным голосом, — как мне тяжело! Это самое страшное. Я всегда так любила моих девочек, отдавала им всю себя, а теперь мне хочется, чтобы их вообще не было на свете! Представляете? Просто ужасно, когда имеешь детей от нелюбимого мужа. Вы не знаете, что мне пришлось пережить. Мне так не хочется, чтобы они пострадали из-за меня. Но я не могла принести себя в жертву и остаться ради них с Гаем, просто не могла. Любовь к Чарльзу оказалась сильнее.
Остатки антипатии, которую Флоренс Грин питала к Люсии, мгновенно испарились, когда она услышала эти исполненные муки слова. Она видела за ними живую боль, мучительный выбор этой женщины. Бедная, бедная — так любить своих детей и при этом испытывать такую непримиримую ненависть к их отцу, что приходится его бросить и уйти к другому! На мгновение Флоренс Грин освободилась от всех своих предрассудков, религиозных, внушенных с детства взглядов и задалась вопросом: а можно ли ожидать от женщины, что она способна выдержать такое испытание? Это должно быть убийственно, это иссушает душу, отравляет всю жизнь. Какой страшный выбор: любовник или родные дети!
— Расскажите мне о муже и дочках, — мягко попросила она. — И не думайте, что я вам не сочувствую. Просто раньше мне никогда не приходилось сталкиваться с такой ситуацией. Я всегда считала, что женщина, ни при каких обстоятельствах не имеет права нарушать брачные обеты и бросать детей.
Люсия прошептала:
— О, прошу вас, не говорите так — я их не бросаю. Это немыслимо. Мне невыносимо думать, что я «бросаю» Джейн и Барбару…
— Простите, милочка. Я не хотела вас обидеть. Пожалуйста, расскажите мне о них.
Когда Чарльз вернулся в гостиную, он застал Люсию в слезах, миссис Грин стояла рядом с ней, обнимая ее вздрагивающие плечи.
Потрясенный, Чарльз кинулся через всю комнату к Люсии.
