– В школе он то и дело попадал в неприятности, – подтвердила я, припоминая, каким брат был в подростковом возрасте. – Он вечно дрался, что уж говорить про домашние задания. Каждый вечер ругался с родителями.
Никогда мне не забыть этих ссор. Я пряталась в своей комнате, пока они кричали друг на друга, и закрывала голову подушкой, чтобы не слышать, как родители отчитывают его за плохие оценки и за то, что он водится с сомнительными компаниями. Мне в то время было одиннадцать, и я очень скучала по своему старшему брату, который любил меня в детстве и всегда защищал.
– Пока он учился в школе, его направляли на прием к психологу, – сообщила Дженни, – но твои родители и слышать об этом не хотели. Они боялись, что он ляпнет что-то о… Лизе. Пойдут разговоры, Нью-Берн наполнится слухами, они не хотели, чтобы их переезд оказался напрасным.
Меня смутили ее слова.
– Но ведь все это обернулось против Дэнни! – воскликнула я. – Ему требовалась помощь, а они ее не давали. – Бедный брат, как же ему было тяжело! Ему наверняка хотелось во всем разобраться. Совсем не удивительно, что он до сих пор зол на родителей. И я не могла его винить за это – ни отец, ни мама ему так и не помогли. На что они надеялись, когда все в семье было пронизано ложью?
Теперь я не понимала, кого мне жаль больше – брата, которому говорили одно, в то время как он знал другое. Отца, которого до конца дней преследовало чувство вины из-за пистолета, оказавшегося в руках дочери. Маму, потерявшую своего старшего ребенка. Или сестру, неземное создание с кассет, которую мучили угрызения совести из-за того, что она отняла чужую жизнь.
Я откинула голову на спинку стула и закрыла глаза.
– Лучше бы я ничего этого не знала, – простонала я.
Но раз уж мне стало обо всем этом известно, я должна была выяснить все до конца.
Как только Дженни ушла домой, я села на кровати и принялась читать статью за статьей, включая статью с показаниями полицейских, побывавших на месте преступления.
«Окровавленного мистера Дэвиса обнаружили в гостиной. Перед ним с пистолетом в руке сидела мисс Макферсон. Мистер Дэвис был застрелен из пистолета марки «Магнум». Пуля вошла в глаз и вышла через висок. По свидетельствам экспертов, смерть наступила мгновенно».
Подробное описание увиденного полицией поразило меня больше всего, я чувствовала, что эта ужасная картина будет преследовать меня в кошмарах.
В большинстве статей информация повторялась, но я все равно прочитала каждую вырезку. В полночь я наконец добралась до той самой записки, читать которую было труднее всего – это была копия предсмертного письма сестры, написанного ею от руки на обычном тетрадном листке.
«Дорогие мама и папа,
мне жаль, что я заставила вас пройти через все это. Я знаю, то, что я собираюсь сделать, причинит вам еще больше боли – во всяком случае, первое время вам будет очень больно… Но также я знаю, что суд не поверит мне. Не поверит, что я не собиралась его убивать и это был несчастный случай. Однако в тюрьму я не пойду. Одна только мысль, что я там окажусь, приводит меня в ужас. Поэтому… мое решение единственно верное. Так будет лучше для всех. Я очень люблю всех – маму, папу, Дэнни и Райли. Простите меня за тот позор, который я навлекла на нашу семью.
С любовью, Лиза».
13
В лесу стояла тишина, если не считать приглушенных шагов – шух, шух – это мы с Дэнни шли по ковру из хвойных иголок и пучков ярко-зеленой травы. Я была в мире моего брата, хотя он меня в него и не приглашал. Этим утром я привезла Дэнни коробку со статьями, очень переживая за то, как он все это воспримет. Мне было неизвестно, как много он помнил о тех днях, об обвинении Лизы в убийстве и ее самоубийстве. Он ведь никогда и ничего не говорил об этом.
Взяв у меня коробку, он сел за стол в своем трейлере и стал вытаскивать статью за статьей. По мере того как он читал, лицо его становилось таким же красным, как футболка. Когда же он покончил со всем, он с болью оттолкнул от себя коробку, схватил ружье и, выбежав из трейлера, скрылся в лесу. Я тут же последовала за ним, проклиная себя за то, что, возможно, совершила самую страшную ошибку в своей жизни, познакомив брата с содержимым этой коробки.
Когда я нашла его, он медленно брел с ружьем на плече и смотрел куда-то перед собой. Он не удивился, что я догнала его, и не прибавил шаг, когда я поравнялась с ним. Мы шли рядом в полном молчании около десяти минут, и я, хоть и нервничала, начала понемногу успокаиваться. Было что-то умиротворяющее в этой тишине и в том, как пружинил под нашими ногами ковер из сосновых иголок. Вокруг нас были лишь стволы сосен, прямые, как стрелы, выстреливающие в небо, где их кроны взрывались над головой пушистыми игольчатыми шапками. Я смотрела перед собой, назад и по сторонам – и видела одно и то же во всех направлениях. Мы шли не по тропе, и, если б рядом не было Дэнни, я бы давно заблудилась.
– Откуда ты знаешь, где мы? – прошептала я, боясь нарушить тишину леса голосом.
– Просто знаю, и все. – Он показал вперед. – Я люблю ходить вон туда.
Я посмотрела, куда он указывал, но казалось, что стена деревьев впереди ничем не отличалась от той, что и вокруг. Однако через пару шагов я поняла, в чем дело: прямо перед нами была поляна, окруженная настолько высокими соснами, что создавалось ощущение забора.
– О, – сказала я, – теперь понимаю почему. Здесь очень красиво.
Дэнни подошел к сосне, сел под ней и положил ружье возле себя. Я села рядом, а он закрыл глаза и покачал головой. Я немного подождала. Прошло минуты две или три, когда он вновь открыл глаза и сказал, глядя на деревья:
– Знаешь, когда ты думаешь, что помнишь что-то, но не уверен, приснилось тебе это или нет… Или может быть, ты все придумал… ты начинаешь помаленьку сходить с ума.
– Да, понимаю тебя, – кивнула я.
– Мама говорила, что это оттого, что у меня хорошее воображение. Она уверяла, что мне стоит стать писателем, потому что я придумываю замечательные истории. – В голосе его послышалась горечь. – Она смеялась над ними – над моими историями. Как-то я спросил ее, помнит ли она, как однажды, когда мы возвращались из продуктового и выходили из машины, мы услышали выстрелы? Она воскликнула: «Ничего себе, какой у тебя изобретательный ум!» А потом я как-то сказал ей, что помню кровь на ковре в гостиной. Она расстроилась и сделала мне выговор: «Раз уж ты выдумываешь истории, почему бы не выдумывать приятные?»
– О, Дэнни. – Я коснулась его руки и обрадовалась, когда он не отстранился.
– Я помню сирены, – проговорил он. – Я думал, что машина с сиреной приехала за тобой.
– За мной?!
Он кивнул.
– У тебя шла кровь. И на голове была рана.
– У меня остался шрам на лбу, – сказала я, поднимая челку, чтобы показать небольшой шрам над левой бровью. Однако Дэнни не смотрел на меня, казалось, он погрузился в воспоминания.
