Не вспомнить.
Атта протер рукавом запотевшее окно и пососал мокрый манжет. Солнце ушло к западу и сейчас светило прямо на парту ему и Грегори. Грего порозовел, на коже у него резко проступили капилляры. В глазах поочередно мелькали свет и тень – Грего едва удерживался, чтобы не потерять сознание.
Через расчистившуюся полоску на окне я смотрела, как двенадцати-тринадцатилетние сваливают в кучу перезрелые цукини на корм козам. В тот день, когда козы откажутся есть цукини, нам, людям, придется оставить свои иллюзии господства над сельскохозяйственном миром. Кабачки одержат победу.
На секунду я живо представила себе мировую войну кабачков.
Жара. Начинаю отключаться.
– Заложники… – сказал брат Дельта, и тут Грего упал в обморок.
Атта – он был тихоней, но не дурачком – быстрее всех нас сообразил и среагировал быстрее всех, за исключением стремительной, грациозной Зи. Атта соскользнул со стула и подхватил Грего, пока тот падал. Он уложил тело на пол, перед партами. Верх самуэ у Грегори так намок от пота, что оставил на сером каменном полу темный след. Грего выглядел так…
– Сядь, Атта, – сказал брат Дельта.
Атта не сел. Он опустился на корточки рядом с Грего, держа его вялую руку и нащупывая большим пальцем пульс. Как долго это будет продолжаться? Пока мы все не окажемся на полу? А Грего – продержится до того момента? Хан тоже сползал со стула, прижав кулак ко рту. На лице у него был написан неприкрытый ужас, словно Грего на глазах у нас умирал.
Умирал. Но не станут же они…
Я встала.
И почувствовала, что все глаза смотрят на меня.
– Брат Дельта…
Наш учитель повернул ко мне экран, а затем и корпус. Брат Дельта не расширил иконки глаз, как сделал бы аббат. Он сфокусировался на мне, и в нем не было ничего человеческого.
– Грета, – произнесла железка.
– Это необходимо прекратить.
Дельта щелкнул.
– Грета, пожалуйста, сядь на место.
Рядом с моим локтем начал медленно подниматься надзиратель, сидевший на парте Элиана.
– Это необходимо прекратить!
Я была слишком потрясена, мне было слишком жарко и меня слишком мутило, чтобы придумывать что-то другое. Но и садиться я не стала. Я стояла не шевелясь, хотя надзиратель шагнул ко мне – щелк-щелк-щелк.
И вдруг вокруг меня оказалось море звуков. Стулья скрежетали по камню, рвалась ткань.
Да Ся, Тэнди, Хан. Атта с трудом поднялся с пола. Встали все – все. Одновременно, все до единого.
– Дети, – сказал брат Дельта.
И опять – ни поджатых губ, ни расширившихся глаз. Минуту назад это пугало. А сейчас – все равно как получить выволочку от вешалки.
– Дети.
– Хватит! – отрезала Тэнди.
Она повернулась и быстро вышла из класса. Дверь перед ней отъехала и осталась открытой.
– Да Ся, – сказал брат Дельта, помолчав. – Будь любезна, пойди, пожалуйста, за Тэнди и посмотри, все ли с ней в порядке.
Да Ся кивнула и выбежала из класса, хлопая расстегнутыми рукавами. Она двигалась как персонаж мифа – словно крылатое существо.
Жара… У меня все кружилось перед глазами. Но дверь так и осталась открытой. По ногам потянул холодный воздух. Запотели окна.
– Садитесь, дети, – сказал Дельта.
Никто не сел.
– Дельта, мне кажется, достаточно.
Мы обернулись к дверям на голос. Это был аббат. Лицевой экран у него светился тускло, глаза были мягкими и задумчивыми.
– Дети, помогите, пожалуйста, мистеру Калвелису. Прозвенел ваш колокол к садовым работам.
Атта поднял Грего. И мы не поклонились. Мы просто вышли.
Хан и я пошли в сад. Атта нес на руках Грего.
У сарая была колонка: древний железный агрегат с остатками кроваво-красной краски. Мы накачали холодной и ржавой воды, мы пили и пили и не могли остановиться. Прямо руками плескали воду на Грего и постепенно, неведомо как, вернули его к жизни. Тогда мы устроили его в скудной тени у террасы. А потом – что еще оставалось делать? – пошли сажать чеснок.
Мы занимались посадкой там, где раньше копали картошку. Где Элиан когда-то встал и сказал: «Я Спартак». И где он с криком упал.
Но за целый день Элиана мы так и не увидели.
И Тэнди. И Зи.
Элиана явно увели наказывать. И Тэнди, которая бросилась из класса, как прорвавшая дамбу вода. Конечно, они забрали и Тэнди. Но Зи ведь ничего не сделала. Она была… нет, не невиновна, поскольку мы не были невиновны, но, по крайней мере, здесь она была ни при чем. Они забрали Да Ся, потому что…
В глубине души я знала, что ее забрали вместо меня. Я встала, хотя не должна была, и меня нужно было проучить. Они забрали Зи, чтобы сделать больно мне, и они своего достигли.
И бог знает, что они с ней делали.
Как только прозвонил колокол, разрешающий нам вернуться в помещение, я принялась искать Да Ся. На кухне ее не было. Мизерикордия оказалась пуста.
В отчаянии я пошла в нашу келью, и там я увидела подругу, лежащую на кровати, слабую, словно в лихорадке.
– Зи!
Имя вылетело так, будто меня ударили в живот. Я чуть не сложилась пополам, чуть не завязалась в узел от страха и облегчения одновременно. Но Зи безучастно посмотрела на меня и ничего не сказала. Ее тонкие косички, вялые и темные, разметались по подушке из голубого ооновского материала. Я присела на свою койку. Келья была такой маленькой, что я могла дотянуться до руки Зи, не вставая. Но Зи мне не ответила. Она не смотрела на меня. Все придуманные нами шифры и условные знаки отказали. Я почувствовала себя потерянной.
– Зи? – прошептала я.
Тишина.
Стеклянная крыша над нами, казалось, надвигается, как объектив микроскопа, опускаясь ниже. Журавлики-оригами подрагивали на ветерке, которого я не чувствовала. В комнате было ярко, жарко и безмолвно. И, словно мертвая, лежала моя лучшая подруга.
Молчание слишком затянулось и стало невыносимым. Я потянулась к ней и положила ладонь на ее руки. Она и теперь не пошевелилась, но заговорила – так, будто обращалась к потолку.
– Посадили чеснок?
– Посадили. Грего надо было отдохнуть, но на последнем ряду он нам помогал.
Да Ся наверняка беспокоилась – по крайней мере, в обычном состоянии наверняка бы беспокоилась – за Грего, который на ее глазах без памяти рухнул на пол. Я подумала, что ей будет приятно, но она даже бровью не повела.
– Нам не хватало тебя и Тэнди. – Я лихорадочно искала способы подбодрить и себя. – И Элиана, конечно, тоже не хватало.
Да Ся ничего не сказала.
