Несмотря на боль и унижение, Асимов потом признал, и об этом сказано в мемуарах, что негативная оценка Н-ом его очерка была обоснованной. Он пытался использовать манерный литературный стиль, и из этого получилось нечто «абсолютно безнадежно поганое». Поэтому он отнесся к негативной реакции преподавателя серьезно и спустя несколько месяцев написал настолько жизнерадостное произведение, что Н. напечатал его в школьном литературном журнале. Это было первое значительное произведение Асимова, которое опубликовали.
Но когда он поблагодарил Н-на за опубликование своей работы, преподаватель снова причинил ему боль, сказав, что напечатал это лишь по той причине, что ему для завершения номера было необходимо что-нибудь несерьезное, а все остальные поданные работы были достаточно серьезны.
Асимов писал свои мемуары в семидесятилетнем возрасте, зная, что неизлечимо болен (он умер спустя два года, в 1992году). Однако всякий, кто читает это воспоминание, понимает, насколько эта боль была жива, даже по прошествии 55 лет. «Я мало кого ненавижу, – пишет Асимов о Максе Н. – но я ненавижу его». И он поведав давнишнюю фантазию: «Хотел бы я иметь машину времени, чтобы вернуться в 1934 год с несколькими из моих книг и статьями, написанными обо мне, чтобы сказать ему: “Ты видишь это, вша вонючая? Ты не знал, кто учился у тебя в классе. Если бы ты обращался со мной должным образом, я бы написал о тебе как о том, кто раскрыл мой талант, а не клеймил бы тебя как вошь вонючую”».[69]
Если даже столь самонадеянный человек, как Исаак Асимов может быть опустошен резкой критикой (он описывает этот эпизод как тягчайший удар, который когда-либо получало его самолюбие[70]), подумайте, как гораздо менее жесткие души могут быть изранены бестактными и обидными словами.
Чтобы избежать ненужной жестокости, прежде чем высказать свое замечание, задайте себе три следующих вопроса:
Первый: Какие чувства вызывает во мне эта критика? Приносит ли она мне боль или радость?
«Любовь без критики – не любовь», – учит древний иудейский текст.[71]Однако критика без любви не поможет тому, кого критикуют. Если вы поймете, что высказывая что-то кому-то, вы где-то в глубине души получаете удовольствие – возможно, делать этого не стоит. Неискренность вашей озабоченности, удовольствие от созерцания неудобства, в которое вы поставили свою жертву, и/или ваше желание причинить боль тому, на кого вы злы, могут быть заметны. В результате у того, к кому вы обращаетесь, может возникнуть защитная реакция, и он вряд ли изменится. Представьте себя на месте того, кто подвергается критике. Если вы чувствуете, что говорящий получает удовольствие от выполняемой функции, разве это не вызовет в вас злость и протест вместо самоанализа своего поведения?
Если ваши мотивы чисты (вам бы действительно хотелось избежать критических замечаний, но вы считаете своим моральным долгом высказать их), это будет заметно при общении. Вполне возможно, что слушающий будет рассматривать вас не как соперника, который хочет его задеть, а как товарища, стремящегося помочь, и подобное восприятие позволит ему сохранить чувство собственного достоинства («Он осуждает меня потому, что любит, и думает: если я исправлю эту черту характера, все будет в порядке»).[72]
Прежде чем кого-то критиковать, вспомните о совете, который обычно дают студентам-медикам: «Первая ваша заповедь – не навреди». Пока вы не будете убеждены, что содержание и тон ваших слов помогут собеседнику преодолеть указанный недостаток, а не деморализуют его или ее, – молчите.
Второй: Содержится ли в моей критике конкретный совет, как изменить ситуацию? Поскольку вызвать в другом человеке изменения посредством критики весьма непросто, Маймонид, один из наиболее выдающихся средневековых иудейских философов и ученых раввинов, предложил достаточно грамотный и ловкий прием: «Тому, кто упрекает другого либо за оскорбление самого упрекающего, либо за грехи, противные Богу, следует выражать свой упрек частным образом, говоря с нечестивцем спокойно и ласково, давая понять, что этот разговор затеян для блага самого оскорбителя…»[73]
Противоположностью совету Маймонида можно назвать поведение преподавателя Асимова по писательскому ремеслу. Маймонид советует человеку, который выступает с критикой, делать это частным образом, а первая критика Н-ном Асимова была высказана прилюдно. Маймонид советует выражать критику «спокойно и ласково», а Н. разговаривал с Асимовым грубо, как перед всем классом, так и лично. Маймонид советует дать понять, что критика направлена исключительно во благо собеседника. Однако когда Н. критиковал Асимова, он определенно не делал это ради его блага.[74]
Представьте, как мог бы реагировать преподаватель по писательскому ремеслу, имей он к Асимову сострадание. Вместо того, чтобы грубыми словами отталкивать юного ученика, ему следовало попросить его задержаться после урока и показать, насколько надуманным выглядел стиль написанного им очерка. Даже если преподаватель считал публичную критику необходимой для остальной части класса, он мог бы сделать это без того, чтобы заставлять ученика почувствовать свой полный провал. Разве не ясно, что преподаватель, который любил бы Асимова или по крайней мере чувствовал к нему какую-то симпатию, постарался бы подыскать более мягкий способ высказать свои критические замечания и дал конкретный совет?[75]Н. говорил жестоко, поскольку хотел своими словами причинить боль, он был именно из тех людей, которым не следует критиковать других.
Наконец: Можно ли назвать мои слова не грубыми и убедительными?
