Впрочем, это имеет какое-то значение только в первые полчаса, после чего они совершенно теряют свое полуцивилизованное обличье и превращаются в полуобезьян, каковыми по сути и являются, они заказывают тогда напитки покрепче и подешевле, и всего их интеллекта хватает на то, чтобы тщательно проверять, сколько градусов алкоголя в заказанной ими бурде. Смотри-ка, пятидесятиградусный! – восторженно оповещают они друг друга в припадке счастья. Смотри, как здесь все дешево, кричат они в экстазе, постепенно пьянея и приобретая все большее сходство с животными… в одном, впрочем, они правы – в их собственной насквозь прогнившей стране алкогольные напитки не просто дороги, а дороги на грани с криминалом. И они истязают соседей по столику своим детсадовским английским, хотя сами уверены, что говорят по-английски просто превосходно. Мы даже не дублируем телепрограммы, хвастаются они, потому что мы так замечательно знаем английский, мы знаем английский лучше самих англичан, ну, если не англичан, то, по крайней мере, лучше шотландцев или ирландцев, и уж наверняка лучше американцев, продолжают они на своем детсадовском английском с невыносимым самодовольством, продолжая глушить спирт так, как будто они его видят в последний раз в жизни. Все это непостижимо, написал я Бахманну, а всего непостижимее их скупость.
Она особенно бросается в глаза, когда они за рубежом, они просто сказочно скупы, их скупость оставляет далеко позади все, что можно только себе представить в этом смысле, об этой скупости можно было бы написать выдающийся трагикомический роман. Они помнят каждый эре, который одолжили приятелю на хот-дог десять лет назад, уж не говоря о целой кроне или, упаси боже, десяти или ста. Не забудь, что я расплатился за твои спички утром, напоминают они соседу по комнате, на что тот вполне может отрезать – а ты получил от меня таблетку от головной боли, так что мы квиты, таблетка стоит столько же, сколько спички, десять эре, или даже, подожди-ка, одиннадцать эре, таблетка стоит одиннадцать эре, так что это ты должен мне один эре, к тому же я заплатил вчера за кофе, у меня записано, все должно быть справедливо. То есть у них хватает наглости называть свою отвратительную скупость борьбой за справедливость! Им никогда не придет в голову пригласить приятеля на чашку кофе или, как делают здесь на континенте, если у тебя сегодня достаточно денег, пусть случайно, заплатить за всю компанию, – такое для них совершенно непредставимо, они скорее дадут себя распять. Их скупость безгранична, написал я. Они все время таскают с собой записочки, где указано, сколько эре и когда задолжал им товарищ по путешествию, за спички, за таблетки, за тампоны и бог весть за что, а если записочки нет, то они и так помнят, потому что, когда речь идет о том, кто и сколько им должен, они демонстрируют чудеса памяти и устного счета; он (или она) должен (должна) мне десятку! – они повторяют это про себя, а если он (она) не заплатит через неделю, я могу добавить одну крону процентов, это же только справедливо, я же одолжил ему (ей) целую десятку, не говоря уж о таблетке от головной боли, она все-таки стоит одиннадцать эре, если я буду каждый раз выбрасывать на ветер одиннадцать эре, чем это кончится, скорее всего, вот чем: в один прекрасный день я проснусь нищим.
Они страдают патологической скупостью, Бахманн, и хуже всего эта скупость проявляется, когда они путешествуют. Вы же наверняка это и сами заметили, Бахманн. Они совершенно невыносимы, их существование – злобная провокация против цивилизации. И не менее невыносима, чем их безмерная скупость, а может быть, и более – их чудовищная хвастливость, их нелепое убеждение, что их страна что-то значит в мире, а по сути, она не значит ровным счетом ничего. У нас дома, вопят они, у нас дома куда лучше, чем здесь! Ты же знаешь, кто у нас министр почты, задают они риторический вопрос соседу по столику. Как? Ты не знаешь? Как же ты можешь не знать, каждый человек от мыса Доброй Надежды до северной оконечности Гренландии знает, кто у нас министр почты, мы же говорим о самом знаменитом в мире министре почтовых отправлений, неужели ты и в самом деле не знаешь? А кто наш последний чемпион по пинг-понгу? Вот так они себя и ведут, Бахманн, признайтесь, что вы тоже с этим встречались, они всегда так себя ведут, независимо, в какой уголок земного шара занесла их нечистая. То есть иной раз просто хочется сделать что-то непоправимое, лишь бы избавить человечество от их мании величия, от их навязчивой глупости. Везде, везде одно и то же, в Юго-Восточной Азии, например, куда они едут, чтобы насиловать несовершеннолетних проституток. И там они задают местным жителям риторические вопросы – что они думают об их знаменитом министре почты или восходящей звезде пинг-понга или биатлона.
Подумайте, притворно скромничают они, такая маленькая страна, как наша, дала миру столько выдающихся личностей, они бормочут имена спортивных звезд, о которых за границами их страны никто никогда и не слышал, или называют какую-нибудь жалкую поп-группу, которая, может быть, и известна за рубежом благодаря одной или двум песенкам, но более всего знаменита тем, что сделала карьеру на воровстве музыки и текстов у американских третьеклассных ансамблей. Я не могу их слушать, написал я, мне тут же приходят в голову суицидальные мысли. Их убежденность, что весь мир обязан знать их министра почты, наполняет меня таким отвращением, что его хватило бы, чтобы отравить всю Вселенную. У них, на этих жутких широтах, совершенно отсутствует перспектива, они не понимают разницу между большим и малым, между хорошим и плохим. Мы делаем лучшие в мире автомобили, восклицают они, хотя всем известно, что их машины едва ли не худшие, к тому же мало кому известны. Мы лучшие в мире в самом лучшем и самом интересном спорте – в биатлоне, кричат они, раздуваясь от гордости, хотя дураку ясно, что биатлоном могут заниматься только те, кто живет в этих ледяных пустынях, и было бы глупо ожидать от жителя Никарагуа, что он окажет им серьезное сопротивление в этом смехотворном зимнем спорте.
Мы самые великие, мы самые лучшие, не устают они повторять друг другу в экстазе, в то время как, если воспользоваться истинным масштабом, они самые мелкие и самые худшие во всем, за что ни возьмись, написал я Бахманну, за что ни возьмись. Если бы вы знали, Бахманн, как меня бесит, когда я слышу, как они встревают в политический разговор между, допустим, англичанином и американцем, а они именно так и делают, лишь бы случай подвернулся, суют нос в большую политику, в то время как сами живут в одной из самых маленьких и незначительных стран мира. Мы в нашей стране придерживаемся такого-то и такого-то мнения, провозглашают они с надутым видом, хотя никто об их мнении и не спрашивал! Делайте, как мы, кричат они, потому что мы самые великие и самые лучшие! Ей-богу, они уверены, что приехали из великой державы, Бахманн, хотя на самом деле они приехали из ниоткуда. Вот так, Бахманн, и никакого разумного объяснения этому нет, кроме разве того, что все заложено в генах. Они объясняют французу, как закладывать виноградники, американцев учат воевать, а англичанам дают уроки английского языка. Можно сгореть со стыда, Бахманн, слушая их высказывания, настолько они глупы и бестактны! Даже под угрозой смерти я не соглашусь поселиться поблизости от своих соотечественников, если окажусь в каком-нибудь зарубежье. Пусть мне отрубят голову или сожгут на костре. Эта мерзкая хвастливость, это отсутствие понимания географической и исторической перспективы… я от них просто заболеваю. Несколько десятков лет назад, когда по чистой случайности у них появилась пара настоящих теннисных звезд, их мания величия приобрела совершенно чудовищные размеры. Их экстаз и зазнайство не знали границ. Тогда самым главным спортом в мире, разумеется, был теннис, а не биатлон. Они воспринимали это как знак Провидения, Бахманн, они ощущали себя народом-избранником! Должно быть, мы народ-избранник, говорили они себе, да, скорее всего так и есть, мы избраны Богом, в противном случае мы бы не стали лучшими в мире в теннисе, в этом самом важном спорте в мире, даже важнее, чем биатлон. Серебряная медаль в юношеском чемпионате по гребле – всенародное ликование, ну как же, написал я Бахманну, еще одно доказательство, что они лучшие в мире. Просто блевать хочется.
