— Я ей, главное, кричу, заверни меня во что-нибудь, — ораторствовал он, сверкая глазом, — а она в дырку уставилась и замерла! Вот уж точно, баба дура не потому, что дура, а потому, что баба!
Копытный народец радостно поддерживал высказывания кожаной сволочи дружным оскалом.
— И ведь главное, сама юрк — и в тюфяки. А я, пардон, слова молвить больше не могу, бо морда задеревенела. Вот дал бы мне кто по кумполу в тот момент, и все — рассыпался бы на мелкие осколки.
— Сам дурак, — ляпнула я не к месту.
— Во-во, — погань закатила глаз, — я и говорю, все бабы дуры. Но в чем отличие умной дуры от глупой дуры? Умная дура понимает, что она дура, а глупая дура знает, что она умная.
Популярность Саввы Юльевича била все мыслимые рекорды. Случись сейчас президентские выборы, и победа нашему облезлому другу была бы гарантирована. А тот разливался соловьем, напрочь потеряв чувство самосохранения.
Я хоть не злопамятная, но склерозом не страдаю. Поэтому, когда мы на следующее утро тронулись в путь, демонстративно засунула дерматиновую дрянь под тюфяки и уселась раскладывать пасьянс. Уж каких только вещей я не наслушалась от хулителя женщин… Вначале оскорбительных, потом угрожающих и в конце концов слезных. Между делом выяснилось, что Савва Юльевич всю жизнь страдал клаустрофобией, что от недостатка кислорода у него уже начинается необратимый процесс в мозгах, что вот-вот прямо сейчас остановится сердце добряка-саквояжа. И только когда гундеж прекратился, я извлекла его на свет божий.
Он сидел напротив меня и изо всех сил изображал покорность судьбе-злодейке. Голос был льстив до приторности. Умильнее лица я в жизни не видала. Поглядывая на него, я на всякий случай решила в ближайшие дни держать ухо востро, а то мало ли что. Приличные создания не сидят с такими выражениями на лицах! Фиг его знает, может, великий Прохор Иванович имел обыкновение в саквояже слабительное таскать?
Два дня мы продолжали карабкаться в гору. На ночь приходилось останавливаться там, где тропинка становилась хоть чуть-чуть шире. Страшно было необыкновенно. Коневрусы, перед тем как уснуть, пропускали между собой толстый кожаный жгут, который дополнительно защемляли в горную породу. Делалось это, похоже, для того, чтобы если кто-нибудь из них оступится в темноте, то соплеменники могли бы его вытянуть. А мамонты не спали вовсе. Уж сколько эти животные могли обходиться без сна, бог весть! Когда тропинка становилась совсем узкой, мохнатые слоны цеплялись хоботами за хвост впередистоящего. Видимо, это тоже была своеобразная альпинистская связка.
И вообще, за время путешествия я сильно изменила мнение о мамонтах. Какие олени? Они мне, скорее, напоминали дельфинов. Животные точно обладали высоким интеллектом! К тому же никто их не дрессировал. Мамонт ведь — стадное пастбищное животное, навроде наших обыкновенных коров, а не домашняя собака, любимец семьи, которая за долгое время среди людей начинает различать многие человеческие слова. И все же мамонты соображали! Они понимали не команды, а именно речь — предложения и отдельные слова. Например, моему верховому животному достаточно было сказать: «Хочу вниз», «Спусти, пожалуйста» или просто «Хобот давай», и результат был один — меня опускали на землю.
Какое-то время я еще продолжала передвигаться на спине своего слонопотама, являя собой карикатурное подобие индийского махараджи,[14] едущего проверять свои владения. Но иногда моя кибитка наверху так угрожающе наклонялась над пропастью, что от падения нас удерживала только надежная упряжь. В конце концов, чтоб не искушать судьбу, я слезла вниз и пошла пешком вслед за караваном. Все равно скорость передвижения сейчас оставляла желать лучшего. И только на ночь, когда мы останавливались, я рисковала забираться наверх.
Вблизи горная стена выглядела обыкновенной каменюкой. Сколько я ни вглядывалась, нигде не заметила следов, указывающих, что здесь кто-то что-то высекал. Ничего похожего на величественную скульптуру не было и в помине. Однообразная гранитная порода, кое-где отшлифованная сильными ветрами и осадками. Также я не могла понять, где примерно находятся глаза, которые так меня поразили. Мы давно уже находились выше облаков, а это значит, что где-то на этом уровне они и должны быть. Но, увы! Здесь, честно говоря, вообще было не на что смотреть. Спина впереди идущего мамонта и однообразный гранит горы не в счет…
Тем не менее ближе к очередному вечеру тропинка сделала вдруг неожиданно крутой поворот. И… мы оказались на вершине. Однако странным местом была эта гора! Если повернуться в сторону, откуда мы пришли, то открывающийся вид был вполне себе предсказуем: пики скальных пород, облака и туманная дымка внизу. А вот если смотреть в противоположную сторону, то казалось, что мы стоим на верху рукотворной гигантской стены, ровными террасами спускающейся вниз. То, что эти уступы ну никак не могли быть природного происхождения, было ясно всем, у кого есть глаза. Ни при каких условиях природа-мать не в состоянии создать столь совершенно точные формы. Склон был полностью покрыт ярко-зеленой травой. Куда делся гранит с этой стороны, бог весть! Террасы казались ступенями для каких-то великанов, так как высота каждого была метров пять, не меньше. В глубину же они были и вовсе все семь, то есть для среднестатистического человека спуск по ним был физически не возможен. Но прямо от того места, где мы стояли, начинались обыкновенные пологие ступени вниз, нормальной формы и размера, которые, как стрела, рассекали плавное величие громадных уступов. Ну вот опять же, не было бы этих великанских ступеней, и спуск вниз тут же превратился бы в аттракцион невиданного мужества. Потому что, если запнуться и полететь вниз, шансов, что хоть одна косточка организма в целости и сохранности доберется донизу, практически не оставалось. А так террасы, создавая своеобразные немаленькие площадки в конце каждого пролета, спасали нас от вероятной печальной кончины.
Спуск был назначен на утро. Мамонты разбрелись по вершине ровной, как стол, стеноподобной горы и принялись рыться в земле хоботами, вырывая пучки трав, оттряхивая их от земли и только после этого отправляя в рот. Наверно, поэтому они и называются «земляными оленями», потому что роют почвогрунт так умело? Ну да и бог с ними!
Коневрусы, недолго посовещавшись, сбились в плотный кружок на ночевку, и лагерь вскоре уснул. Одна я сидела и пялилась туда, куда нам предстояло отправиться поутру. Кстати, компас уверял, что там восток. То есть аккурат цель моего первоначального следования от жилища буканая. Хотя, что уж и говорить, без коневрусов с их мамонтами шансов попасть туда у меня не было никаких, теперь это стало очевидно.
Часов через пять начало светать. Настоящим рассветом это назвать было никак нельзя, потому что солнце как пропало еще на подходе к коневрусам, так и не появлялось. Светало здесь весьма необычно. В середину неба вдруг проникал узкий лучик света и начинал раздвигать темные полотнища ночи. Как будто в туго натянутой пленке кто-то проплавлял лазером дырку, и она, расширяясь все больше и больше, в конце концов съедала всю небесную черноту. Этот процесс я наблюдала и ранее. Но, как оказалось, весь, кроме заключительного, самого зрелищного, аккорда. Раньше, видимо, горы перекрывали этот странный, но такой прекрасный природный феномен. Так вот, когда осталась лишь узкая полоска темного неба на востоке, горизонт вдруг вспыхнул там ярким разноцветным заревом, больше всего похожим на радужное северное сияние. Расширяясь все больше, он начал переливаться сверкающими огнями, развернулся на полнеба, как хвост гигантского огненного павлина… Вспыхнул еще ярче и вдруг рассыпался огромным праздничным салютом, после чего, чуть мерцая, погас…
