Девушка трогает свой пакетный наряд, который, в отличии от лохмотьев Гор6алса, аккуратно облегает её ладную фигурку.
— Мы находим одежду на деревьях, среди развалин и в воде, — говорит она. — В ней хорошо, когда идёт дождь, но плохо в жару. А где ты нашла это?
— В шкафу у себя дома, — улыбается Мара. — Это бабушкина куртка. Она очень старая.
— Я же объясняла тебе, Бруми-ло[4], — скрипит старуха в одежде из трав. — Я ведь рассказывала тебе и про нейлон, и про пластик, и про все остальные искусственные мерзости. Но ты не слушаешь меня, не слушаешь глупую старуху, которая, по-твоему, ничего не смыслит в окружающем мире. А я говорю, что надо пользоваться натуральными дарами Земли.
Старуха одаривает ее недовольным взглядом, и Бруми-ло заливается краской.
— Но… но все вокруг — это дары Земли, — настаивает она, не отрывая глаз от Мары и ее одежды. — Ведь все эти вещи берутся не из пустоты.
Старуха сердито фыркает и продолжает сосредоточенно рассматривать Мару. Неожиданно, встретившись с девочкой взглядом, она громко ахает.
— Да хватит тебе, Бруми-ло, — говорит Горбалс. — Мара не такая, как мы. Она странная.
— Я не странная! — возмущается Мара.
— Для нас странная, — улыбается Горбалс. — Даже очень. Мы никогда ничего подобного не видали. — Он касается ее носа. — Коричневое лицо с рыжими пятнышками на носу.
— Пятнышками? — Мара ощупывает свой нос, но ничего не чувствует. — Это ты про веснушки?
Бледнолицые люди разражаются смехом. «Веснушки, веснушки!» — повторяют они на разные лады.
— А что такое веснушки? — со смехом спрашивает Горбалс. — Веснушки, веснушки… Какое тёплое, весёлое слово.
— Они появляются от солнца. — Неожиданно Мара понимает, почему у этих людей такие совиные глаза и бледные лица. Им попросту не хватает солнечного света. — Веснушки — это маленькие солнечные пятнышки.
Люди взволнованно переговариваются, шуршат пакетами. Старуха поднимается со своего места у костра.
— Так ты из внешнего мира? — резко спрашивает она. — Из солнечного мира?
Мара кивает.
— С острова на севере отсюда.
— С острова за пределами стены?! — Старуха вся дрожит.
— Да. С острова под названием Винг, в Атлантическом океане.
Все громко ахают.
— Мы думали, что в мире не осталось таких мест, кроме нашего, — объясняет Горбалс, бросая взгляд на городскую стену. — Раньше, давным-давно, наши люди пытались пробраться за пределы большой стены, чтобы посмотреть, что там. Некоторых схватили небесные жители, ну а те, кто выбрался — те уже не вернулись.
— Думаю, теперь там действительно больше ничего нет, — тихо говорит Мара. — Мой остров ушел под воду…
В глазах окруживших её людей читается жалость.
— Много лет никто уже не проникал за ворота, кроме крысоедов, — вставляет женщина с длинными-предлинными темными волосами. Они заплетены в толстую косу, свисающую чуть ли не до земли.
— Крысо…? — Мара морщит лоб. — Вы имеете в виду водяную шпану? Одичавших детей?
Старуха делает шаг вперёд и медленно протягивает Маре свою скрюченную руку. Мара берется за нее — рука теплая и крепкая, хотя и дрожит немного.
— Добро пожаловать, Мара Бэлл с острова Винг в Атлантическом океане. Добро пожаловать на Голубиный Холм, родной остров древогнездов. Я — старуха Кэндлриггс[5]. Мы тебя давно ждем.
Мара испуганно отшатывается.
— Меня? Извините, но вы ошибаетесь. Я попала сюда совершенно случайно, просто чудом. Всё висело на волоске…
— На каком волоске? — спрашивает Горбалс, с интересом разглядывая ее волосы.
Старуха Кэндлриггс жестом велит Горбалсу умолкнуть. Она смотрит на Мару сияющими глазами, и голос ее дрожит от волнения.
— Камень предсказал, что ты однажды появишься. — Она поворачивается к остальным. — Вы только взгляните на нее! Видите?! Это же Лицо на Камне, та самая, которую мы ждали. Древогнезды, время пришло. Предсказание начинает сбываться!
Все древогнёзды, не отрываясь, смотрят на Мару. А Мара смотрит в древние совиные глаза Кэндлриггс и содрогается еще до того, как та произносит следующую фразу.
— Камень рассказал нам о тебе, Мара Бэлл. Теперь, когда ты здесь, предсказание сбудется.
Предсказание
Чтобы не встречаться с благоговейными взглядами древогнездов, Мара поворачивается к Горбалсу. — Что за предсказание? — тревожно спрашивает она.
Но Горбалс смотрит на нее не менее восхищенно, чем все остальные.
— Это ошибка, — говорит им Мара. — Я не та, за кого вы меня принимаете. Я потеряла дом, семью, всех людей, которых любила, и оказалась здесь только потому, что мне больше некуда было деваться. В мире за стеной у меня ничего не осталось.
— Извини что упал на тебя, — приглушенным голосом говори Горбалс. — Я же не знал, кто ты…
Мара отступает назад, мотая головой. Кэндлриггс мягко кладет руку ей на плечо.
— Мы не можем заставить тебя остаться, — говорит старуха. — Но, если хочешь, я покажу тебе Камень предсказаний, и ты узнаешь, кто ты такая.
Я и так знаю, кто я такая, думает Мара. И я не хочу быть той, про кого вы думаете.
И всё же ей чертовски интересно узнать про предсказание. Что может быть общего у нее, Мары, с этими странными жителями Нижнего Мира?!
И, сгорая от любопытства, Мара послушно идет за старухой.
* * *
Всей компанией они садятся на плоты и плывут по дымящейся воде мимо острых шпилей и островков, переходя из тени в пятна солнечного света и снова возвращаясь в тень, отбрасываемую воздушными туннелями Нью-Мунго. Они минуют развалины моста, которые кишмя кишат водяной шпаной. Мальчишки облепили ржавый остов древнего транспортного средства. — Мара знает, что оно называлось автобусом — и, как с вышки, хохоча и веселясь, прыгают с его крыши в глубокую мутную воду.
Становится жарко, и древогнезды скидывают большую часть своей пластиковой одежды. В воздухе — ни ветерка. Городская стена напоминает Маре стенки огромной кастрюли-скороварки, а ажурные конструкции Нью-Мунго — решетку гриля, под которой в полуденном жаре плавится Нижний Мир. Кажется, от духоты не страдает только Кэндлриггс в своем травяном наряде.
— Далеко еще? — Мара снимает куртку, изнемогая от жары, голода и жажды. — Я больше не могу!
Кэндлриггс лезет в глубокий карман, приделанный к ее балахону, и достает кожаную флягу. Затем, вытащив пробку, протягивает флягу Маре.
