– Очень хорошо, благодарю, – ответил Жюльен.
Он прошел в свою маленькую туалетную комнату, достал из стенного шкафчика ящик с сигарами и предложил сначала Колену, а потом своему отцу.
Оба отказались. Жюльен выбрал для себя сигару, закурил и ждал, чтобы они начали разговор первыми.
Колен, бросив на него быстрый взгляд, выпятил свои толстые губы и, с трудом поднявшись в своем кожаном кресле, проговорил:
– Я пришел относительно дела Вервье. Вы не можете изменить даты слушанья дела в суде?
– Дело не в этом, – быстро возразил Жюльен, – а только… – он сделал неопределенный жест руками. – Я не могу принять этого предписания.
Колен засмеялся.
– Вернее, вы не хотите, а?
– Я не могу.
– Вам, значит, все равно, если мы проиграем дело, если де Волль побьет нас?
– Есть много других адвокатов, кроме меня, – спокойно заметил Жюльен.
– Короче говоря, вы не хотите помочь нам?
– Боюсь, что не могу.
Он как раз вспомнил о том, что неделю назад Сара просила его поехать в этот день с нею на скачки, и он обещал ей это.
Колен взял в конце концов сигару. Он переложил ее из одного угла рта в другой некрасивым движением языка, и его толстое лицо сделалось еще более грубым от этого.
– Мы знаем, что это означает, – сказал он, презрительно усмехаясь. – Вы, конечно, отправитесь к ней?..
– Прекратите! – остановил его жестом Жюльен…
Колен на мгновение умолк, а затем разразился:
– Как будто это неизвестно всем и каждому! Но, мой дорогой юноша, мы все были молоды когда-то, мы все понимаем, только все должно быть в свое время, а вы, по-видимому, это забываете. Это ошибка, за которую вам, может быть, придется расплачиваться всю свою жизнь. Идите, конечно, своей дорогой, но, ради бога, не преступайте границ морали. Не губите своей карьеры из-за любви, как бы ни была мила эта леди. Так не должно быть, не должно быть, мой дорогой юноша! Только безумцы-поэты так поступают.
Он хрипло захохотал. Веселое настроение вернулось к нему под влиянием его собственной мудрости.
– Вы уже потеряли пару лет за эти несколько месяцев. Вы не провели больше ни одного дела после дела Луваля весной. Ведь вы знаете, Жюльен, что ни один человек, даже если он находится на самой вершине, не может удержаться, если он будет отказываться от работы, и ослабеет. Нет, дружок, вы можете мне поверить: ни один человек, кто бы он ни был и какова бы ни была его репутация, не может считать себя незаменимым. Подумайте о моих словах. Если нет незаменимого мужчины, то уж, конечно, нет незаменимой женщины…
Он замолчал и стоя оглядывал Жюльена с высоты своего огромного роста, держа сигару в своих крепких зубах и засунув один большой палец в карманчик жилета. Но так как Жюльен не отвечал, то он сделал последнюю попытку:
– Итак, вы все-таки не хотите, голубчик? Ни за что?..
– Нет, – решительно ответил Жюльен.
Он проводил Колена, после того как тот дружески простился с его отцом, и затем снова вернулся в маленькую темную комнату.
– Мне надо только проглядеть пару бумаг, и тогда мы можем поехать домой. Автомобиль со мной, – сказал он отцу.
Старик кивнул головой:
– Когда тебе будет угодно.
Через десять минут они уже спустились с лестницы.
– Мне кажется, надвигается гроза, – заметил Жюльен с легкой улыбкой, садясь на место шофера.
– Я уверен, что это не заставит тебя нарушить условленное на этот вечер свидание, – возразил отец, не будучи в состоянии сдержать свою досаду.
Лицо Жюльена омрачилось.
– Я никуда не собираюсь сегодня вечером, – коротко ответил он.
– То дело, которое ты так внезапно бросил сегодня, было решено не в пользу твоего клиента, – едко заметил отец.
– Я прочел резолюцию в вечерней газете, – ответил Жюльен.
– Думаю, можно спросить, была ли у тебя такая настоятельная необходимость внезапно уйти и бросить несчастных людей, дело которых ты взялся провести.
Жюльен ничего не ответил и только крепче сжал руль автомобиля.
Он предвидел предстоящую борьбу и не надеялся избежать ее, но он не испытывал никакого враждебного чувства к своему отцу, а только холодную решимость сохранить свою внутреннюю святыню, свою любовь, от всякого посягательства на нее, хотя даже теперь он еще не мог формулировать причины своего преклонения перед Сарой, искреннего и глубоко серьезного. Сара была его первой любовью; ни одна женщина, кроме нее, не привлекала его до роковой встречи с ней, и по необъяснимой причине Сара всецело овладела им.
Весь его идеализм и сильнейшая страсть, в которой, однако, было меньше чувственности, нежели увлечения, были отданы им Саре. До сих пор у него не было времени так отдаваться чувству любви и не было случая для этого. Его сердце пробудилось для позднего цветения, и, как это часто бывает в таких случаях, оно должно было принести один-единственный, но чудный цветок. Если бы он провел свою юность как большинство обыкновенных молодых людей, то, разумеется, никогда бы не мог, в более зрелые годы, положить к ногам одной женщины такое беззаветное чувство. Но в том именно, что он мог это сделать, заключалась большая опасность для него самого.
Он признавал истину всего того, что говорил ему Колен, находил до некоторой степени справедливым гнев, который чувствовал его отец, но тем не менее он знал, что если бы его отец выразил свое разочарование резкими словами, то их совместной жизни пришел бы конец.
Он сам не мог объяснить себе своего безумного желания непременно быть вблизи Сары и смотреть на нее, не мог объяснить, почему ее присутствие приносит ему душевный мир; он только знал, что не может отказаться от этого. Такое страстное, неудержимое желание явилось у него в самый разгар его успеха, и, понимая, что это вредит ему, он все же не мог ему противиться.
Он никогда не мог слышать упоминания имени Сары или прочесть ее имя без того, чтобы сердце его не забилось сильнее. Все содействовало тому, что его любовь приняла характер опасного обожания. Тот день, когда он сделал дальнейший шаг вперед в этом направлении, ознаменовался тем, что после неистового возбуждения и обнаружения собственных чувств Жюльен испытал полную инертность духа. Ему хотелось сидеть одному и вспоминать; он горячо жаждал мира и между тем знал, что его ожидает борьба. Но он никогда не уклонялся от признания неприятных фактов, считая это бесполезным. Ведь они не делаются приятнее потому, что их игнорируют в течение некоторого времени; потому в этот вечер, когда он привез своего отца, он сам отправился навстречу объяснению с отцом и той ссоре, которую он считал неизбежной.
Он нашел отца в его кабинете. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, и, наконец, Жюльен заговорил:
