А вот у двери квартиры моя радость постепенно сменилась страхом.
Если не поверит, что ребёнок от него? Если подумает, что изменяла? Если…
Весь вечер грызла себя, переживала, искала правильные слова. Руслан следил за мной цепким взглядом – чувствовал, что—то не то. Ночью, когда лежали в постели, не выдержал:
– Божена, в чём дело? Ты сама не своя.
– Руслан… – села на кровати, согнула колени и обхватила руками, – Рус, я беременна.
Он замолчал. Я сжалась, боялась повернуться. Если не поверит, прогонит – как я буду жить дальше?
Почувствовала прикосновение, напрягла спину. Он повернул за плечо – сидел, опираясь на дрожащую руку.
– Что ты сказала?
– Я беременна, – повторила тихо, закрыв глаза.
Если не поверит, что от него, пусть лучше убьёт сразу – чтоб не мучилась.
– Ты шутишь?
– Нет. Я могу показать, сегодня УЗИ делала… – пролепетала, зажмурившись.
– И ты ещё сидишь тут, дура! – взревел так громко, сжал больно плечо рукой, – Неси снимок, живо! Быстро!
Я подскочила, как ошпаренная. Прихожая, сумочка, вернулась обратно. Вывернула всё наизнанку, достала два снимка – толком—то и не разобрать. Протянула ему, а он вцепился пальцами, уставился на чёрно—белую тонкую глянцевую фотографию. Потом взвыл, упал на спину – сжал бумажки в ладони.
– Русланчик, миленький… – рухнула на колени, уткнулась носом в его кулак, – Твой он, твой.
– Ты что, совсем идиотка? – прошипел яростно, – Я знаю, что он мой.
Я подняла голову и удивлённо моргнула.
– Даже не сомневаюсь, – он кивнул и снова приподнялся – медленно, – Я просто… Я сейчас прыгал бы до потолка, Ень. Я бы сейчас до небес допрыгнул бы, дыру в крыше проделал головой, и прямиком до небес… Но… Не могу…
Обнял меня, прижал к себе – как же сладко.
– Люблю тебя, – прошептал в макушку, – Моя. Мои, – быстро поправился, и поцеловал – жарко и с пылом, как раньше.
25
Как пусто в душе без миражей, без волшебства.
Мы здесь лишь на миг, пусть он звучит, словно слова молитвы.
Би—2 «Молитва»
Я светилась. Светилась изнутри, сияла, как галогеновая лампочка – счастье. Счастье огромное, безмерное, реальное. Животик только округлился – а я уже носила обтягивающие водолазки и клала руку на него – показывала всем своё чудо. Хотелось кричать, вопить от радости.
Руслан тоже радовался. По ночам изворачивался и лежал головой на животе – пытался что—то там услышать. Один раз даже попросил дать стакан, приложил к пупку и долго—долго хмурился. Потом купила ему стетоскоп – дешёвенький, простенький.
Слушал каждый вечер, прикладывая нагретую дыханием стальную таблетку к моей коже, говорил – слышит. Я ничего не понимала – какие—то бульканья, толком не разобрать. А он слушал и мурлыкал мне: «Тук—тук. Тук—Тук. Тук—Тук». Быстро—быстро.
Округлилась я моментально – бёдра раздались в ширь. Он смеялся, говорил: «Стала похожа на человека, а то кожа да кости». Каждый день делал новые попытки вставать, передвигать ногами. Я улыбалась, радовалась даже сантиметровому шажочку, пекла пироги – отмечали каждую победу.
Пошёл он, когда я была на восьмом месяце. Купили трость – опирался на неё, сильно хромал. Но шёл сам.
Однажды столкнулись с соседом, тем самым – с первого этажа. Он имел неосторожность пробормотать себе под нос: «Нагуляла, поди, от другого». Руслан тогда взревел, трость отбросил – как на ногах устоял не знаю. Вцепился мужику в горло, тряс его, как тряпичную куклу. Умоляла оставить, а он только рычал:
– Убью, гнида. Хоть слово одно скажешь в адрес моей жены, убью. Закопаю.
Отцепился от него, с трудом. Я перепугалась не на шутку, убежала домой, долго плакала. Просил прощения, целовал колени и огромный живот – простила. Как не простить? Да, горячий; да, вспыльчивый; но он же ради меня, ради нас… Пообещал, что будет держать себя в руках.
Сосед съехал через месяц. Оглядывался на нас с опаской, да и Бог с ним.
Я работала – брала лёгкую малярку – до самых родов. Знакомый Руслана попросил подсобить, платил неплохо. Муж, конечно, злился. Но выбора у нас не было – дом давно продали, чтобы с долгами рассчитаться и продолжать физиотерапию и массаж. Машина была жизненно необходима – возить его в больницу на осмотры, обследования, гимнастику, бассейн. В общем, злился, но понимал.
Рожать поехала прямо со стройки – повезли всей бригадой на микроавтобусе. Осмотрели, приняли, повели в родовую палату, а я наказала ребятам везти мужа.
Больно не было. Я думала только о том, чтобы родить крепкую, здоровую дочку – ждали девочку. Слушала врачей, все указания: тужиться – тужилась, отдыхать – отдыхала. Единственный момент запаниковала, когда головка встала прямо там – испугалась, что малышка задохнётся.
Всё обошлось и родила я быстро. Без разрывов, без швов, без анестезии – всё сама. Руслан вошёл, опираясь на трость в тот момент, когда её только положили мне на грудь. Стоял у двери, не решаясь подойти ближе, и плакал.
Держат у нас в роддомах трое суток, оплатили семейную палату. Малышка спала с нами – посередине, не клали её в этот жутковатый пластиковый кувез. Я давала ей грудь – изучила вопросы грудного вскармливания от корки до корки; Руслан лежал за спиной, и смотрел как она кушает, улыбался, целовал моё плечо и шею. Благодарил безмолвно – поступками, прикосновениями.
Из роддома выходили втроём: он – опираясь на трость, я – держа в руках Богдану – Богом данную. Нас встречали бригадой с яркими розовыми шарами, букетами цветов – Руслан попросил своих парней, чтобы устроили праздник. Дома ребята всё приготовили, не поверите. Намыли квартиру до блеска, собрали кроватку, даже застелили её и завязали поролоновый бортик на бантики. Обеденный стол ломился от полезных «вкусностей» – того, что можно было кормящей маме: крепкий сладкий чай, отварная куриная грудка, гречневая каша, солёное песочное печенье.
Мы живём, теперь втроём, и мы счастливы. Он успокоился, мой сталкер, стал мягким, ласковым – любит безумно и меня, и дочь нашу. Скопили денег на небольшой участок в пригороде – строит небольшой домик, летний. На что хватает денег. Живём скромно, но нам хватает. Он на стройку вернулся, хоть и хромает сильно, тяжело ходить долго, но работает. Я по—прежнему варю борщи и наливаю в трёхлитровую кастрюлю – бригада привыкла к моей стряпне. Леплю бусины, нанизываю их на нитку и продаю – та девушка с которой он встречался, сделала мне хорошую рекламу, теперь все делаю под заказ.
Богданушка – копия его, только глаза огромные – мои. Но карие, жгучие, как у отца. Реснички черные и длинные, до самых бровей. Куколка, долгожданная, ненаглядная – наше чудо.
Господи, спасибо Тебе! За всё: за него, за жизнь, за испытания эти. За то, что не оставил в трудную минуту, направил, подсказал.
