Вот, наверное, почему она назвала магазин Wonderland. Как раз из-за этих чудес, от которых у меня перехватывает дыхание.
Дворик магазина являет собой часть большого двора жилого комплекса. С трех сторон дворик окружен стенами, по верху которых установлены высокие решетки для вьющихся растений. Две стены увиты буйно цветущими побегами жасмина. У третьей раскинул свои ветви куст глицинии, которой на вид лет сто. Одной стороной куст касается стены здания, с другой он тянется вверх, нависая над двориком и образуя тенистую перголу, под которой стоит круглый столик кованого железа и четыре стула. Такое впечатление, что они готовы для файф-о-клока. Вдоль стен ухоженный газон и разросшиеся гортензии, рододендроны и еще какие-то источающие аромат растения.
Контролируемый взрыв красок. И запахов. То ли от недосыпу, то ли от этих запахов у меня кружится голова.
– Синьорина! – Колин поворачивается и вновь завладевает рукой Евы. – В жизни не видел ничего чудеснее! Это место волшебное! И оно вне времени!
Она улыбается ему. Проклятый гамбуржец, думаю я.
Надо же было, чтобы именно мне должен был попасться единственный гетеросексуальный фотограф? Я никогда не ревную, считаю это занятие бессмысленной потерей времени, но меня бесит та легкость, с какой он завоевал симпатию Евы. Тогда как я с первого же взгляда вызвал у нее только враждебность.
– Вам правда нравится? Это мое убежище, – признается ему укрощенная строптивица.
– Истинный Милан! Романтический Милан! Народный! Утерянный! – заходится в восторге Колин. – Мы обязаны снимать только здесь. Вы должны нам это позволить. Несколько снимков в магазине с его очаровательной атмосферой винтажа, а дальше потайной дворик!
– Но… – Ева с сомнением оглядывается по сторонам.
– Не слишком ли здесь темно, Колин? – вмешиваюсь я.
Мне только не хватало торчать здесь весь день, глядя на то, как он изображает из себя влюбленного в… А в кого, собственно? Кто она для меня, спрашиваю я себя, стараясь быть логичным. Приди в себя, Луис, с каких это пор для тебя что-то значит эта психопатка? Тебе от нее надо лишь одно. Ну даст она кому-то еще, тем лучше, наберется опыта.
– Ерунда, – морщится Колин. – У нас есть подсветка для интерьерной съемки. А на улице будем снимать после одиннадцати, свет будет что надо. Лучше, чем в переулке. Там нужно было снимать ранним утром. Но ты опоздал!
– Только не начинай! – огрызаюсь я. – Кто тебя притащил сюда, а?
– Это тоже верно, – соглашается он. – Луис сказал, что вы увлекаетесь фотографией, синьорина. Это правда? – спрашивает он Еву, явно на что-то рассчитывая. – Вы не могли бы помочь мне?
Она поворачивается ко мне, и в ее глазах впервые нет и тени враждебности. Они подобны звездам, я заглядываю в них и вижу золотистые блестки в их радужках.
Я вижу, как смущенное лицо Евы, словно по мановению волшебной палочки, расплывается в сияющей улыбке. Так над морем восходит заря. Она с недоверием глядит на Колина, а после на меня.
– Я… мне это доставило бы огромное удовольствие, – шелестит она, и ее голос похож на голос ребенка, которому показали игрушку, о какой он мечтал. – Это тебе сказал Луис?
Она поворачивается ко мне, и в ее глазах впервые нет и тени враждебности. Они подобны звездам, я заглядываю в них и вижу золотистые блестки в их радужках.
– Но как ты…
– Мне об этом рассказала Мануэла, – бурчу я, пожимая плечами.
Эта новая версия Евы, такой искренне радующейся, приводит меня в замешательство.
– Я обожаю фотографировать, – признается она, обращаясь к Колину. – Я прослушала три курса, но не знаю, достаточно ли у меня для этого таланта…
– Глупости, глупости, – повторяет он весело. – Я вам все объясню, и вы будете молодцом. – Он ободряюще хлопает ей по плечу.
Она поднимает голову и смотрит на него. Я громко прочищаю горло.
– Ты все еще здесь? – поворачивается ко мне Колин. – И до сих пор с грязными руками?
Из двери, ведущей в магазин, появляется Адела.
– Колин, мы обязательно должны использовать это для съемки! – восклицает она, потрясая парой сережек, сверкающих голубыми камнями. Яркий образец бижутерии пятидесятых годов. – Здесь полно абсолютно божественных украшений! Иди и взгляни на них! Луис, ты все еще не умылся?
– Вы прекратите наконец заботиться о моей чистоте?
И в этот момент я слышу неожиданный звук: это смеется Ева. Я вижу, как она, отбрасывая голову, заливается счастливым хрустальным детским смехом. Я вижу изящный изгиб шеи, слегка прикрытые короткими кудрями маленькие уши и вспоминаю тот первый раз, когда увидел ее смеющейся в полумраке пивной. Сейчас, со звуком, это еще более неотразимо…
Я глубоко втягиваю в себя воздух, напоенный опьяняющим ароматом жасмина, и в эту секунду ловлю на себе ее взгляд из-под ресниц, как будто она обнаружила во мне что-то, чего не ожидала увидеть.
Я глубоко втягиваю в себя воздух, напоенный опьяняющим ароматом жасмина, и в эту секунду ловлю на себе ее взгляд из-под ресниц, как будто она обнаружила во мне что-то, чего не ожидала увидеть. Он заставляет вспомнить тот, очень долгий и пронзающий, каким она смотрела на меня в ту ночь на мосту.
– Ладно, – говорит она наконец и с вызовом вздергивает подбородок: – Mi casa es tu casa[15]. Давайте снимать.
Она широко разводит руки в приглашающем жесте: добро пожаловать, а я внезапно сознаю, что я в опасности. Еще немного – и ловушка захлопнется.
Глава 11
– Ты можешь мне помочь?
– Это ты мне? А Линды что, нет? – оглядывается Ева.
– Она ушла за водой, здесь внутри как в печке.
Линда – гримерша. После того как она поработала над нашими с Аделой лицами, сетуя на синяки у нас под глазами, осталось только еще раз пройтись гримом и осушить пот, но остальные члены группы куда-то разбрелись, а кто-то должен был сходить и поискать что-нибудь выпить. На часах два пополудни, в магазине и даже во дворе, несмотря на душистую тень, жарко, и я, совершенно обезвоженный, умираю от жажды.
Я хотел было послать в бар Еву, но Колин возразил, сказав, что нельзя требовать от хозяйки дома еще и служить нам официанткой.
– После того как она оказала нам такую любезность! – заявил он с преувеличенным возмущением. – Ева, ты должна извинить его, он не умеет вести себя.
Она заливается краской под его ласковым взором. Ей нравится чувствовать себя протеже большого мастера.
Должен признаться, что сегодня она меня поразила. Встретив в ее лице такую взрывную, замкнутую и неуживчивую особу, я, честно говоря, опасался, что она скажет нам нет и прогонит взашей из своего магазина из опасения, что мы, незнакомые ей люди, устроим в нем бедлам и у нее возникнут проблемы с законом и страховкой. Так или иначе, для компании из семи человек ее магазинчик действительно тесноват. Но нет, она охотно дала добро. Она позволила нам оккупировать его и поломать ей весь день. Готов поспорить, не за деньги, ей такое даже в голову не пришло бы. Она сделала это из любопытства. И теперь прекрасно чувствует себя в этом своем привычном пространстве, ставшем в одночасье чужим, блуждая в нем, спотыкаясь о кабели, смеясь и расстраиваясь, позволяя членам группы делать все, что угодно, доверчивая, как ребенок. Это совсем иная Ева, не похожая на себя и неожиданная.
