Книга Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты не хочешь получить пинка под этот свой нордический зад? — произнесла тут матушка, грубая красавица, очаровательная грубиянка с медовыми волосами и звездными очами.
Она вытащила из вазы крокусы, которые он принес, и мокрыми сунула их ему в руку, а потом указала ему на дверь, и Гюнтер на глазах превратился в побитую собаку, он, заикаясь, бормотал извинения, и я, мне кажется, навсегда запомнила последние фразы из матушкиного письма: «Он, Сонечка, вел себя так, словно сделал лужу. Понимаешь, мальчик-то он неплохой, вот только ему требуется твердая рука».
Батюшка об этой истории так никогда и не узнал. А Гюнтер некоторое время вел себя просто-таки идеально. Но потом настали дни, когда ничего не смогла поделать даже матушкина твердая рука (а также ее медовые волосы и звездные очи).
Примерно в середине тридцатых годов, господа мои, выдался июль, подобный раскаленной плите. То есть жара была всего несколько дней, но она разлилась по Европе, как подгоревшая манная каша, убежавшая из кастрюли. И в самую такую жарищу я очутилась в одной охотничьей избушке где-то неподалеку от Тршебича. Но не пугайтесь, дорогие мои, никто там ни на кого не охотился и уж тем более не покушался на моего двенадцатирогого Бруно. Поначалу все выглядело таким образом, что я заподозрила, будто батюшка нарочно собрал там самый цвет железнодорожников, чтобы наконец выдать меня замуж (а что может быть лучше мужа-машиниста?), если уж мне самой никак не удается подыскать жениха, а лет мне страшно сказать сколько. Но потом выяснилось, что я возвела на него напраслину.
Гордость и слава чехословацких железных дорог собралась там по служебной надобности. Совсем рядом с избушкой они выполняли очень важное задание. У них там был пост. То есть избушка оказалась чем-то вроде временного дозорного пункта, и все железнодорожники по очереди исчезали, чтобы сменить один другого, и так же по очереди спешили обратно, чтобы укрыться от убийственного зноя в домике, который стоял под сенью дубов. Меня же батюшка пригласил только в качестве учительницы, чтобы я передала увиденное мною собственными глазами жаждущей знаний чехословацкой молодежи. И его, бедняжку, нимало не волновало, что после возвращения от Паржизеков я навсегда покончила с преподавательской деятельностью. Итак, все железнодорожники очень надеялись, что эта хищная жара наконец уймется и они отведут меня туда, куда намеревались, и я увижу то, о чем заранее было решено, что я должна это увидеть.
Но зной, вместо того чтобы уняться, все усиливался и достиг в конце концов своей кульминации, своей неблагоприятной наивысшей точки, в результате чего железнодорожники начали испаряться, и батюшка тоже испарился, так что я осталась наедине с молоденьким кондуктором, который отличался более густой консистенцией и, стало быть, до поры до времени не мог испариться.
— Подождите, пожалуйста, здесь и ни за что никому не открывайте, — попросил он меня и куда-то отлучился (как я потом поняла, к некоему железнодорожному объекту). И стоило ему уйти, как жара начала скрестись в дверь, но я не приоткрыла ее ни на волосок, хотя жара и умоляла, и канючила. Лишь совсем под утро зной немного ослабел, и в этот момент появился юный кондуктор.
— Я хочу вам кое-что показать.
— Свою коллекцию бабочек?
Однако он в своей девственной невинности совсем не понял моего вообще-то довольно глупого намека и отрицательно покачал головой — мол, бабочки тут ни при чем.
Звезды все еще горели, как жадные очи ночных животных, но, когда мы вышли из охотничьей избушки, вокруг нас были сплошь копны и стога зноя, которые даже заслоняли вид на ближайшее местечко Будков с его замком. Впрочем, мы направились вовсе не туда, не в город или к замку, а решительно завернули за угол домика, в соседний лесок. И тут я увидела, что по земле, подобно раскаленным прутьям, тянутся рельсы.
— Разве здесь есть какая-то железная дорога?
— Всего-навсего местная ветка, барышня Соня. Но сейчас ею не пользуются, и вы вскоре поймете, почему.
На путях нас ожидала двухместная дрезина. Мы уселись, и, пока молодой человек работал ногами, точно велосипедист, я смотрела, как на горизонте зарождается восход солнца и как блеск звезд постепенно отступает перед чем-то, что еще не показалось. Мы подъехали к роще, обогнули ее — и тут перед нами возник поезд. За рощей стоял длиннющий состав, какого даже я, дочь машиниста, в жизни не видела.
— Да вы и не могли такой видеть, это же «Восточный экспресс», диковинный для наших краев зверь.
И не успела я что-либо возразить, как юноша продолжал:
— Большинство людей не знает, что все железнодорожные пути связаны между собой и образуют нечто вроде единой кровеносной системы, в которой самые важные железнодорожные трассы — это артерии, а периферийные колеи — это капилляры, так что с главных трасс можно попасть даже на самую захудалую одноколейку. Однако, барышня Соня, наряду с массой преимуществ, в этом есть, к сожалению, один недостаток — любой поезд может по ошибке закончить свой путь в какой-нибудь Богом забытой дыре.
Я подошла ближе, протянула руку и коснулась паровоза. Он был сделан из благородных металлов, возможно, господа, это вам неизвестно, но с 1883 года, когда «Восточный экспресс» впервые отправился в путь, и сам паровоз, и весь состав в целом претерпели множество изменений, точь-в-точь как красавица из модного журнала, которая то и дело меняет прически и приспосабливает под них талию и всю фигуру, это был паровоз поезда, разъезжающего по нашим мечтам и битком набитого, точно изюминками и орешками, сплошными императорами, шейхами, махараджами, принцессами и авантюристами, президентами, миллиардерами, шпионами и прекрасными разведчицами, джентльменами, шулерами и голливудскими звездами. Сейчас-то, конечно, поезд был пуст, словно вылущенный гороховый стручок, и светился в темноте окнами безлюдных купе. Мой спутник извлек из кармана серебряный ключик, отпер дверь первого вагона и на мой удивленный взгляд ответил:
— А зачем бы вы думали, барышня, мы все здесь собрались? Цвет чехословацких железных дорог удостоился чести охранять «Восточный экспресс» до тех пор, пока кто-нибудь не вернет его наконец на надлежащий путь. Как видите, я остался тут один, и мне предстоит выполнить обещание, данное вашему отцу. Прежде чем испариться, он попросил, чтобы я провел вас по «Восточному экспрессу» и показал его вам вагон за вагоном.
И кондуктор Ян подал мне руку (смотрите-ка, оказывается, его звали Ян, а я-то думала, что забыла его имя, хотя на самом деле держу в голове каждый комочек, каждую опилочку и крошечку своей жизни), и я поднялась по ступенькам, по которым до меня поднимались Рудольфе Валентино и Мэри Пикфорд, Мата Хари и Сара Бернар, русские княгини и немецкие баронессы, и, пока мы шли по поезду, Ян показывал мне то, на что стоило взглянуть, и одновременно объяснял, что же стряслось с этой гордостью всемирных железных дорог, с этим элегантным бонвиваном бесконечных путей.
— Это все игры нынешнего безумного лета, барышня Соня. На такой небывалой жаре у машиниста размягчился мозг, и, вместо того чтобы из Парижа по туннелю Симпль через Милан и Триест отправиться в Белград, а потом дальше через Афины в Царьград, этот человек пробился через все стрелки и блокпосты и оказался у нас в Будкове. Некоторые пассажиры покидали экспресс прямо на ходу, они выбрасывали из окон чемоданы и прыгали следом, уверенные в том, что состав захватила большевистская сотня и что их везут в сибирские ТЮРЬМЫ. Штука в том, что теперь будет очень сложно перевести надлежащим образом все железнодорожные стрелки на его обратном пути, если же этого не сделать, он столкнется со множеством поездов.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил», после закрытия браузера.