— Конечно, не случайной! Бандиты ворвались на виллу и убили его!
— Бывает так, что людей убивают случайно, — сказал Марк, пытаясь сгладить возникшую неловкость. — Просто человек оказался не в том месте, не в то время. Мистер Джессоп хочет сказать, что не думает, что это был именно такой сценарий.
— У нас есть все основания полагать, что мистер Ласкарис был убит намеренно, — повторил ту же мысль Джессоп.
Дыши глубже, мысленно велела себе Эбби. Спокойствие, только спокойствие
— И?
— Ранее вы заявили, что та вилла в Черногории якобы принадлежит некому итальянскому судье.
— Так мне сказал Майкл.
— На деле же она зарегистрирована как собственность некой фирмы в Венеции, организующей чартерные рейсы яхт. Которая, в свою очередь, является филиалом некой судоходной компании со штаб-квартирой в Загребе. Предполагается, что ее владелец — Золтан Драгович.
— Я обязана его знать?
— Вы работали на Балканах и никогда не слышали имени Золтана Драговича? — удивился Джессоп.
Марк оторвал голову от блокнота.
— У нее была потеря памяти, — произнес он, как будто в ее оправдание.
Но Эбби вспомнила и, положив руки на стол, бросила взгляд на Джессопа.
— Он гангстер.
Джессоп сухо усмехнулся.
— Можно сказать и так.
— Видите ли, это выглядит не слишком красиво, — вновь вмешался в разговор Марк. — Старший таможенный чиновник Евросоюза останавливается в доме, который принадлежит человеку, которого разыскивают по всей Европе.
— Майкл этого не знал, — стояла на своем Эбби.
— Он когда-нибудь упоминал имя Драговича?
— Никогда.
— Вы связывались с кем-либо из сообщников Майкла после того, как вернулись в Англию?
— Сообщников? — недоверчиво посмотрела на него Эбби. — Вы говорите таким тоном, будто он преступник.
— Коллег? Друзей? Родственников?
— Я навестила его сестру, живущую в Йорке. Хотела выразить ей соболезнования.
— Откуда вам известен ее адрес?
— Кто-то прислал мне его по почте. — Она в отчаянии посмотрела на Марка, но тот что-то писал в блокноте и не поднимал головы. — Разве не вы?
— Я не знаю, о чем вы.
Эй, выше нос, сказала она себе. С тобой случались вещи и похуже. Не ты ли сидела в хижине в какой-нибудь забытой богом дыре, и из всех присутствующих только у тебя одной не было оружия. Вспомни. Жуткий запах пота, крови и ружейной смазки. Боевики — некоторые из них совсем мальчишки — держат тебя на прицеле винтовок. Их ноздри раздуваются от кокаина, которого они нанюхались для храбрости. Тогда единственной защитой Эбби был листок бумаги из суда. Суда, до которого от тех мест было пять тысяч миль.
Но это было там — во «внешнем мраке». Кстати, фраза по-прежнему в ходу у старых сотрудников. Здесь же она дома. Все эти годы во всех этих адских точках планеты остаться в живых ей помогали — нет, не листки бумаги и не дипломатическая аккредитация. Отнюдь не они, а ее вера, непоколебимая вера в то, что, несмотря на все бессмысленные бюрократические ошибки, правительство ее страны пытается творить в мире добро. И вот теперь это же самое правительство заперло ее, Эбби Кормак, в комнате и искажает ее слова оскорбительными намеками и ложью.
— Что заставило вас поехать в Париж? — спросил Джессоп.
— Я решила устроить себе отдых.
— Менее двух месяцев назад в вас стреляли. Вы вернулись домой всего две недели назад. И вот теперь вы отправляетесь в другую страну на поиски приключений.
— Марк говорит, что в этом нет ничего удивительного. По его мнению, это часть процесса выздоровления.
Джессоп удивленно поднял брови и скептически посмотрел на нее. Эбби сочла это неким подобием комплимента. Марк взял папку и принялся листать лежавшие в ней бумаги.
— Согласно сведениям, полученным от нашего человека в Подгорице, на месте преступления полиция нашла золотое ожерелье. Вы сказали, что оно ваше, верно?
— Да, сказала.
— Подарок от Майкла?
— Да.
— Можно мне взглянуть на него?
Заметив, что Эбби собралась что-то сказать, Марк опередил ее возражения.
— Должен избавить вас от конфуза. Охранники на входе, досматривавшие вашу сумочку, сообщили, что видели лежавшее в ней ожерелье. Его вообще-то нельзя не заметить.
С этими словами он протянул руку.
— Прошу!
Эбби ужасно не понравился его приказной тон, начальственное выражение его лица. Будь это в ее в силах, она бы стерла с его физиономии эту самодовольную улыбочку. Вот только как это сделать? У нее возникло желание броситься прочь, сбежать отсюда, но красный огонек рядом с дверью даже не думал мигать. Вторым желанием было закричать в голос, но такой радости она им не подарит.
Она покопалась в сумочке и вытащила ожерелье. Марк расплылся в улыбке. Эбби тут же захотелось выбить ему все зубы.
— Думаю, мы на время оставим его у себя.
Конечно, устало подумала Эбби. Они хотят увидеть, как я сейчас поведу себя. Но они не дождутся моей истерики. Я сдержусь. По крайней мере, на это сил у меня хватит.
Взяв сумочку, Эбби встала.
— Думаю, мне пора.
Марк продолжал разглядывать ожерелье. Джессоп проводил ее до двери.
— Будьте осторожны! — предупредил он.
— Желаете, чтобы родное правительство в очередной раз не посадило меня под замок и не ограбило?
— Кто-то хотел убить Майкла. Вполне возможно, что они могут начать охоту и за вами.
С этими словами Джессоп провел карточкой-ключом по считывающему устройству замка. Зажегся зеленый огонек. Эбби молча шагнула за порог. Никто даже не попытался ее остановить.
Она не знала, куда пойти. У нее было такое чувство, будто она болтает ногами, уцепившись за конец веревки, уходящей куда-то в небеса. Каждое лицо, обращенное в ее сторону, каждый шаг за ее спиной, каждая рука, толкнувшая ее в уличной толпе на Трафальгарской площади, как будто обвиняли ее в чем-то ужасном, о чем нельзя говорить вслух. А ведь именно этому мы якобы хотели положить конец, подумала она. Вине без улик, обвинениям без доказательств. Чтобы никто не мог выставить человека за порог, отняв у него то, что принадлежит ему по праву.
Последнее показалось обиднее всего. Ожерелье было последней памятью о Майкле. Расстаться с ним было равносильно худшему из предательств.
Зачем тебе нужно знать? — устало спросил внутренний голос. Другой ответил, как и всегда, твердо и настойчиво: потому что он заслуживает справедливости.
