Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Вдруг женщина порывисто встает и протягивает Абдулле руку.
— Спасибо, я еще немного подумаю, — говорит она, забирая кольцо и надевая его на палец.
— Не за что, — отвечает араб, не в силах скрыть досаду. — Если передумаете, вы знаете, где меня найти, — добавляет он уже более мягко, но настойчиво.
Керригэн, отодвинув кретоновые подушки, тоже нерешительно поднимается, не зная, уйти или остаться. Он пришел в лавку с намерением вытянуть из зятя Исмаила еще какую-нибудь информацию о ящиках, но глядя на его сложенные на толстом животе руки и угрюмую физиономию — того и гляди набросится с проклятиями, — журналист решает, что сейчас Абдулла не настроен пускаться в откровения. С другой стороны — эта женщина, в которой есть что-то таинственное, смутное, толкающее вслед за ней. Снова жизнь начинает разветвляться, наполняться разными смыслами и возможностями, иногда смыкающимися самым чудесным образом. Решившись, он делает рукой какой-то неопределенный жест и устремляется по коридору к выходу; глаза его почему-то прикованы к черному неровному шву у нее на чулках.
— Надеюсь, в следующий раз вы не будете вмешиваться в мои дела, — говорит от двери ростовщик, подтверждая догадки Филипа по поводу его мрачного настроения.
Эльса Кинтана и Керригэн медленно идут по улице; они вместе, но разъединены расстоянием — и в прямом, и в переносном смысле. На западе с утра висят плотные темные облака. Мимо движутся какие-то фигуры, плывут голоса. На площади под деревьями несколько мужчин, сидя на корточках, раздувают костерки, на которых кипит вода для чая. Навстречу, взявшись за руки, идут двое юношей, один из них хохочет, показывая белые, чуть выступающие вперед зубы. Журналист и его спутница бредут по улице Марин, проходят мимо Большой мечети и оказываются на площади Бордж-эль-Марса, значительную часть которой занимают кафе с разбросанными под пальмами столиками. Керригэн поворачивается к Эльсе и, указывая на один из них, приглашает сесть. В ее глазах — разочарование, под глазами — темные круги. Обычно так смотрят женщины, которые ждали большего, а тот, на кого возлагались надежды, оказался низкопробным пошляком.
— Вам неплохо бы чего-нибудь выпить, — советует Керригэн, галантно отодвигая стул.
— Спасибо.
— А теперь рассказывайте, в какую историю вы попали, — и Керригэн устремляет на собеседницу колючий проницательный взгляд профессионального журналиста.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Вы ведь не из тех, кто умеет притворяться, верно? Все, что вы наплели Абдулле, — восхитительная небылица. Ваши изысканные манеры, застенчивый лепет благовоспитанной сеньориты и еще кое-какие мелочи заставляют усомниться в вашем рассказе. Не похоже, чтобы у вас была тяжелая жизнь, и тем не менее…
— Тяжелее, чем вы думаете, — резко обрывает она и тут же смущается, а спустя несколько секунд выдавливает из себя вежливую улыбку, столь же презрительную, сколь и невеселую.
— Значит, там, в лавке, вы не поверили ни одному моему слову? Ну что ж, вы правы, это была всего лишь выдумка, но если вы хотите знать правду, я вам ее расскажу.
Она наклоняется вперед и впивается взглядом в необычно блестящие глаза Керригэна.
— На самом деле я опасная женщина, — произносит она с издевкой, словно хочет заставить его поверить, что шутит, — я убила двух человек, выступала против властей, и теперь меня ищут. Эта версия вам нравится больше, чем сказка о беззащитной девочке?
— Вы опять преувеличиваете. Человек, совершивший столько преступле-е-ений, — говорит Керригэн, намеренно растягивая последнее слово, — без малейших колебаний отдал бы в залог кольцо, даже обручальное. Впрочем, мне все равно, — он пожимает плечами, — да и вам ни к чему быть на самом деле беззащитной.
— Откуда вы знаете, что это обручальное кольцо?
— Я журналист, и мне платят именно за наблюдательность. Если вы хотите, чтобы я вам помог, придется выложить все до конца.
— Один человек меня шантажирует. Пока это все, что я могу сказать. Конечно, я не имею права просить, чтобы вы мне поверили, но я все-таки прошу. Я тоже навела о вас справки, сеньор Керригэн. Вы не такой циник, каким иногда хотите казаться. Вы пользуетесь уважением, имеете достаточно средств и связей с нужными людьми, вас не так-то легко запугать. По воле случая вы оказались на моем пути, — глаза беспокойно бегают, будто ей стоит значительных усилий подобрать нужные слова, а голос слегка дрожит, — у меня нет друзей в Танжере, и я нуждаюсь в вашей помощи.
Керригэн задерживает дыхание, а потом, подняв брови, сильно выдыхает сквозь сжатые губы — на его языке жестов это означает, что сказанное если не убеждает окончательно, то по крайней мере внушает надежду добраться до истины.
— Пожалуй, я не прочь помочь вам, однако я мало что смогу сделать, если не знаю, о чем речь, поэтому командовать придется вам.
— До субботы я должна отдать определенную сумму денег, а не то…
— А не то что? — Керригэн не дает ей договорить.
Эльса отрешенно закрывает глаза.
— Я так устала, — первый раз действительно искренно говорит она. — От всего устала: от себя, от ожидания, от мыслей о том, что я должна делать и чего не должна, — и не поднимая век, она обхватывает голову руками.
— Вот теперь я вижу, что вы действительно опасны, — тихо бормочет Керригэн, мягко отводя упавшую ей на лоб прядь волос.
Эльса открывает глаза и слегка поводит ими, словно уклоняясь от взгляда Керригэна, не безуспешно. Солнце по-прежнему безжалостно обстреливает город, на фруктовом рынке — обычная полуденная суматоха, из какого-то ящика доносится стрекотание пленных сверчков.
Керригэн достает из кармана карточку, на которой крупным типографским шрифтом напечатан его адрес, вкладывает кусочек картона в руку женщины и намеренно задерживает ее кисть в своей.
— Если захотите поговорить, найдете меня здесь, — опять равнодушно произносит он.
На горизонте громоздятся взвихренные облака. Корреспондент London Times, шаря в кармане брюк в поисках спичек, обходит поставленные по кругу столы. Вдали, в трех разных частях города, слышно пение муэдзинов. Он лениво бредет, устремив взгляд в землю. Наверное, он слишком стар и слишком устал, чтобы заново учиться любить.
XIII
Солнце уже спустилось, и весь берег до мыса Эспартель потемнел. Время словно замерло над городом, только тени все удлиняются и удлиняются. Вечерние запахи недвижно висят в воздухе, насыщенном сыростью и какими-то другими, более тонкими ароматами. Наступающая ночь уже рассылает гонцов по всем уголкам медины. Редкие фонари косо освещают фасады, отбрасывая призрачные блики на выступы крыш. Сумерки опускаются на площадь, в кафе почти никого нет, на улицах изредка мелькают джильбабы, да одинокий торговец горячим рисом сидит под навесом. В Танжере дождь.
Эльса Кинтана быстро идет, прижимаясь к стенам, оглядываясь на далекие закутанные фигуры, которые бесшумно скользят сквозь тьму, засунув руки в обшлага кафтанов. Безголосый, лишенный привычного гвалта торговцев и животных, ударов молота по углям, поскрипывания гончарных кругов и заунывного пения, в котором вечно звучит мольба, город кажется ей совсем иным. Только глухой монотонный стук капель по камням, будто камни тоже о чем-то молят. Ее дрожащее тело сковано чарами зимней ночи. Она думает о том человеке, английском журналисте, с которым познакомилась утром в лавке. Есть в нем что-то успокаивающее, правда, она точно не знает что: может быть, глаза, или то, как он смотрит, когда говорит, приподнимая прямые брови… Похоже, он не из тех, с кем легко, однако в его скупых жестах и преувеличенно мужской суровости, раздражающей и притягательной одновременно, чувствуется надежность. Она пытается подбодрить себя, найти какие-то доводы, знаки, символы, которые укрепили бы ее в принятом решении. В любом случае у нее нет другого выбора.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
