Я кивнул, и Лили спросила:
– Что еще вы выяснили насчет дома? Уже известно, когда завершится стройка?
Брэд сказал, что собирается закончить в декабре, в крайнем случае – в начале января.
– Значит, придется поторопиться. Важно, чтобы все произошло до завершения работ.
Мы разработали план – где и когда я должен быть, и что мы оба должны делать. Лили говорила так, словно мы старшеклассники, которые обсуждают, кто что будет делать, когда мы представим итоговый научный проект. Я люблю копаться в деталях – приходится, учитывая особенности моей работы и деньги, которые я зарабатываю, – и мне захотелось все записать, но я понимал, что это запрещено. Как сказала Лили, это наша последняя встреча, перед тем как я овдовею, а потом мы сможем снова встретиться, как бы случайно, словно никогда не были знакомы. Пока мы говорили, а я пытался запомнить, что мне нужно сделать, вдруг будто что-то сдавило мне грудь. Я опустил голову. Шея застыла, как деревянная.
– Все в порядке? – спросила Лили.
– Конечно. Просто не верится, что это происходит на самом деле. Одно дело – планировать вылазку в Мэн, а сейчас все совершенно по-другому.
Лили выпрямилась, прикусила нижнюю губу. В ее глазах читалась тревога.
– Вас никто не заставляет, понимаете? – сказала она. – Мы делаем это для вас, а не для меня. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы вы совершили поступок, который будет мучить вас всю жизнь.
– Этого я не боюсь. Наверное, я переживаю, что что-то пойдет не так.
– Если сделаем все по плану, никаких проблем не должно быть. Позвольте спросить, если бы сегодня в Мэне произошло землетрясение, и Миранда с Брэдом погибли, что бы вы почувствовали?
– Радость, – ответил я, не задумываясь. – Это решило бы все мои проблемы, а они получили бы по заслугам.
– Так мы и поступим. Мы устроим землетрясение, которое похоронит их обоих. И когда мы сделаем все правильно, все, включая полицию, сочтут, что Брэд убил Миранду и сбежал из города. Все усилия они бросят на его поиски, но никогда его не найдут. Конечно, вы можете попасть под подозрение – ненадолго. Будет странно, если вас не проверят, но они не найдут ничего, указывающего на вашу вину, а я обеспечу вам железное алиби.
– Хорошо, я верю вам.
– Послушайте, если вы вдруг решите, что не хотите этого делать, дайте мне знать. Но вы зря беспокоитесь, что что-то пойдет не так. Если точно следовать плану, вы даже не попадете под подозрение. Миранда и Брэд получат по заслугам, а вам все будут сочувствовать. Ваша прекрасная молодая жена убита жестоким любовником. Да вам придется отбиваться от сочувствующих.
Лили улыбалась. Она убрала прядь со лба.
– Кстати, – произнес я, – это не главная причина.
– Нет?
– Нет… Вы ведь сами вызвались помочь.
Лили все еще улыбалась.
– Сюжет усложняется.
– Или упрощается, – сказал я.
Она рассмеялась.
– Точно, упрощается.
С минуту мы смотрели друг на друга, и улыбка Лили исчезла. Она ссутулилась и застегнула пальто до конца.
– Замерзли? – спросил я.
– Немного. Может, пройдемся? Я здесь никогда не была.
Я согласился, и мы прошлись мимо покосившихся, обветшавших надгробий; Лили взяла меня под руку. Нам было хорошо вместе, даже когда мы молчали, словно старая пара, которую объединяют многие годы общих воспоминаний. Мы прочитали несколько надписей, большинство относилось к восемнадцатому веку, многие жизни оборвались настолько рано, что сейчас это посчитали бы трагедией. Но они прожили свою жизнь. И не важно, как молоды они были, когда погибли, все они уже давно ушли бы в прошлое.
Некоторые надписи настолько стерлись, что превратились в мудреные иероглифы, на многих надгробиях был высечен череп с крыльями и слова «Momento mori». Помни о смерти. Я провел рукой по резьбе – череп в форме лампочки, с круглыми совиными глазами и полным набором зубов. Между черепом и надписью были изображены две пары скрещенных костей.
– Интересно, когда перестали вырезать на плитах символы смерти? – спросил я. – Это так уместно.
– Действительно, – произнесла Лили, потянув меня за руку. Кладбище спускалось вниз на дальнем конце, и мы оказались под холмом, возле дерева, все еще украшенного желтой листвой. Почти одновременно мы обернулись друг к другу, я обнял Лили, и мы поцеловались. Я расстегнул ее пальто и обнял ее за талию. Ее свитер был невероятно мягким на ощупь. Она дрожала.
– Все еще холодно? – спросил я.
– Нет, – ответила она, и мы снова поцеловались – страстно, притягивая друг друга к себе, словно хотели слиться воедино. Я провел рукой по ее свитеру, почувствовал ее ребра, грудь. Хрустнула ветка, и мы обернулись. На крутом склоне кладбища появилась длинная фигура, она наклонилась возле одной из могильных плит, чтобы сделать фотографию. Мы отстранились, но продолжали смотреть друг на друга.
– Пора прощаться, – сказала она.
– Хорошо, – произнес я хрипло.
– Ты запомнил план? Повторить еще раз?
– Я все помню. Он здесь, – я показал на лоб.
– Что ж, замечательно.
Мы не шелохнулись.
– Когда все закончится, – начал я, – мы продолжим?
– С удовольствием.
– И ты расскажешь мне все свои тайны?
– Да. Я все расскажу. Жду с нетерпением.
Я вспомнил шутку, которую сказал в гостинице «Конкорд-Ривер», когда спросил ее, сколько человек она убила. И вновь я задумался, с кем же я связался. И вновь я ответил себе, что мне все равно.
– Нам надо уйти отсюда по отдельности.
– Знаю. А то окажемся на одной из фотографий этого человека.
Я посмотрел на склон. Человек фотографировал ряд покосившихся могильных плит.
– Я пойду первой, – сказала Лили.
– Хорошо. До следующей встречи…
– Да. До встречи… и удачи.
Она покинула меня, поднялась по кладбищенскому склону и исчезла за ним, человек с фотоаппаратом даже не взглянул в ее сторону. Я стоял на месте, еще чувствуя вкус ее губ. Я застегнул пальто и засунул руки в карманы. Небо, все еще гранитного цвета, слегка прояснилось, и я прищурился, глядя на нее. Впервые после того, как я принял решение убить жену, мне захотелось, чтобы это случилось прямо сейчас. Я чувствовал себя ребенком за неделю до Рождества, когда дни тянутся, и каждый из них кажется вечностью. Я хотел, чтобы Миранда умерла. Она превратила нашу любовь в посмешище. Она меня превратила в посмешище. Я вспоминал, как Миранда смотрела на меня раньше, и сейчас иногда так смотрела, как будто я – смысл ее жизни. А потом она вырвала мое сердце. Зачем мне делиться своими деньгами с женщиной, которая поступила так – растоптала мои чувства, как будто они ничего не значат для нее? Вот моя причина, и я убеждал себя, что верю в это.
