— Эй, вы там, это ваша баржа? Это ваша загородка? Вы что, не могли написать «Осторожно, окрашено»? Хоть это-то можно было сделать?! Мой пиджак теперь только и годится что для перекраски. А кто мне оплатит счет, вы, что ли?
— Ну разумеется, я, — отвечает Сидролен. — Сколько я вам должен?
— И вы еще вдобавок насмехаетесь! Ну и народ пошел!
— Заметьте, — говорит Сидролен, — что вы смазали краску, которую я только что наложил. Мне придется все начинать сначала, а у меня и других дел полно.
— Например?
— Например, сиеста.
Потенциальный клиент одной из многочисленных красилен города задумчиво глядит на Сидролена. Потом он удаляется.
Сидролен идет за банкой с краской и исправляет повреждения, затем он изготавливает табличку «Осторожно, окрашено!» и заботливо прилаживает ее на видное место.
После чего располагается, наконец, в своем шезлонге. И шепчет:
— Эх, забыл сказать Альберу, чтоб не присылал мне несовершеннолетних!
Он закрывает глаза. И добавляет шепотом:
— Интересно, какая она будет из себя.
— Скоро мы это увидим, — говорит сир де Сри своим шуринам — графу де Коси и видаму де Плакси.
— Какая разница! — отвечает граф де Коси. — Пускай женится хоть на кобыле, это его личное дело, интересно другое: какое возмещение убытков он нам предложит.
— Если предложит, — говорит сир де Сри.
— Да, интересно поглядеть, — говорит де Плакси, поглаживая усики.
Пострадаль проводит их в столовую и предлагает слегка подкрепиться. Сир де Сри оценивающим взглядом обводит мебель.
— Так-так, — говорит он, — чистейший Людовик XIII.
— Господин герцог — модернист, — объясняет паж, который и сам теперь модернизировался в виконта де Прикармань.
Подают паштет из кабана и прочие легкие утренние яства; в бокалы венецианского стекла наливают укропную настойку.
— Да тут денег куры не клюют! — шепчет сир де Сри и добавляет, обращаясь к видаму, который ест руками: «Пользуйтесь же вилкой, черт возьми!»
Ибо на столе лежат вилки, да притом серебряные.
— Никак не привыкну к ним! — отвечает де Плакси. — Во-первых, я считаю, что эти приборы негигиеничны. Кто мне скажет, где они до этого валялись, а вот про собственные пальцы всегда знаешь, куда ты их совал.
— Нужно идти в ногу со временем, — говорит де Коси, неловко орудуя одной из вилок.
— Господа, — говорит де Сри, — если вы поедете ко Двору…
— Но мы туда не собираемся, — говорит де Плакси.
— Кто знает, — говорит де Сри.
В ожидании герцога они продолжают лакомиться кабаньим паштетом и прочими легкими утренними яствами, попутно осушая многочисленные кубки с вином кларетом.
— Скажите-ка мне, Прикармань, — внезапно спрашивает де Плакси плаксивым голосом, — герцог подумал о нас?
— Н-не знаю, — отвечает осторожно Прикармань, — но мне кажется, вас ждут хорошие новости.
— Я прямо сгораю от нетерпения, — говорит де Коси.
— Я слышу шаги, — говорит де Сри.
Он услышал их, несмотря на шум жевания и начинающегося или уже завершенного пищеварения. И верно, появляется герцог в сопровождении аббата Биротона, дворецкого и нескольких лакеев.
— Приветик, господа! — возглашает герцог. — Как вы находите мою бородку? Я велел доставить цирюльника из города, чтобы он привел меня в божеский вид.
Зятья ахают от восторга: бородка великолепна!
Герцог тычет пальцем в Онезифора.
— Глядите на него, глядите хорошенько! — говорит он. — Теперь он у нас епископ in partibus[49]в Сарселлополисе[50].
Зятья ахают от восторга и кидаются целовать епископов перстень, но целовать пока нечего: епископ Сарселлополисейский таковым еще не обзавелся.
— А теперь взгляните на меня, — продолжает герцог. — Перед вами человек, получивший от Ее Величества триста тысяч ливров на свадьбу.
Зятья ахают от восторга и кричат: «Да здравствует королева! Да здравствует маршал д’Анкр!»[51]— Герцог сияет от счастья. Он потирает руки. Мимоходом он хватает паштет и начинает заглатывать его, не прибегая к помощи вилки.
— А как же мы? — спрашивает тогда граф де Коси.
— Да, как же мы? — вторит ему видам де Плакси.
— А как же я? — интересуется сир де Сри.
Герцог продолжает смеяться, одновременно заглатывая паштет. Смех весьма опасен во время еды: герцог давится, и в него приходится вливать кубок за кубком.
— Интересно, что он решит? — шепчет де Сри на ухо де Плакси.
— А что, если он ничего не получил на нашу долю? — плаксиво бормочет де Плакси. — Денег нет — хоть плачь!
— Я изнемогаю, изнемогаю, изнемогаю! — вздыхает де Коси.
Голод и жажда герцога слегка улеглись, а кашель погашен укропной настойкой. Он принимает серьезный вид и явно собирается заговорить о делах, объявив добрые новости, на которые намекал виконт де Прикармань. Как вдруг, к величайшему отчаянию зятьев, ему приходит в голову совершенно новая мысль.
— А где мои дочери? — осведомляется он.
Ну разумеется, они на дамской половине.
— Пускай придут сюда! — приказывает герцог. — Я не собираюсь произносить мою речь дважды.
Зятья совсем извелись от нетерпения и в ярости едва не намочили штаны, но делать нечего, приходится терпеть. Герцог велит принести другие лакомства: блинчики с молодой кабанятиной, суфле с печенью трески, поросячьи ножки в сухарях. Он требует, чтобы гости не увлекались укропной настойкой, а наливали себе ипокраса[52]и хмельного меда. Он учтиво расспрашивает зятьев — каждого по очереди, — как они доехали, и те отвечают ему со скрежетом зубовным. Но, поскольку их ответы не интересуют герцога, он поворачивается к аббату Биротону и напоминает ему, что сам заплатит за его аметистовый перстень, хотя Онезифор получил вполне достаточно на свои епископские расходы. Наконец он осведомляется о местонахождении Сарселлополиса. Издевательский интерес герцога ясно показывает зятьям, что он напрочь забыл о них, и это не предвещает ничего хорошего. Монсеньор Биротон понятия не имеет, где находится его епископство, да и иметь не желает, поскольку не намерен туда ехать; итак, монсеньор Биротон начинает ответ с благочестивого вранья, сообщая герцогу, что Сарселлополис находится далеко — на Ближнем Востоке.
