Тайные развалины: здание, покинутое добрыми людьми и ставшее притоном для курильщиков и сексуальных маньяков моложе одиннадцати лет.
Я сижу в гостиной в одиночестве и снова хочу что-нибудь сломать, потому что я в бешенстве оттого, что они все посмели уехать играть без меня, пусть даже я и сказала им «нет».
Не могла я сказать «да».
Кстати, всю свою жизнь я говорю «нет», когда думаю «да», и говорю «да», когда думаю «нет».
Мне даже не хочется брать в руки свою книгу.
Доказательство: она лежит прямо передо мной, а я не могу и пальцем пошевелить.
Я размякла от скуки.
Я решаю, что надо как-то ускорить течение времени до завтрашнего утра.
И поднимаюсь наверх, чтобы опять лечь спать.
На лестнице я встречаюсь с обиженной мамой, которая, проходя мимо, толкает меня и говорит: «Извини, мне надо пройти».
Лежа в постели, я умираю от желания очутиться в развалинах дома и придумывать всякие штуки вместе со всеми, но, если я там окажусь, мне захочется вернуться домой и лечь в постель с хорошей книгой.
Из постели я смотрю в окно.
Начинается дождь.
Сначала я не обращаю на это внимания.
А потом вспоминаю обо всей нашей банде и понимаю, что, проделав два километра на велосипеде, они промокнут, а целый день в развалинах без крыши в таких условиях чреват пневмонией.
То есть, если будет дождь, они придут ко мне, потому что у меня есть настольный футбол. Они будут просить:
— Рашель, можно поиграть в настольный у тебя?
Я отвечу:
— Да, да, если хотите.
Я буду очень рада, но я не покажу этого, вид у меня будет такой же высокомерный, как и тогда, когда они уехали без меня.
Но до этого мне надо с мамой наладить отношения, иначе ни о каком настольном футболе не может быть и речи.
А маму утихомирить не так-то просто.
Даже когда между нами все хорошо, она очень любит говорить «нет» всем и всегда.
Особенно по поводу настольного футбола, из-за наших воплей, стука вертящихся ручек и гвалта, который начинается, когда кто-то из нас в очередной раз жульничает и приподнимает игрушечного игрока.
Я вдруг просыпаюсь. Что произошло? Уже почти ночь…
Я заснула, что ли? Мое сердце бьется со скоростью двести километров в час. Я скатываюсь вниз по лестнице.
— Мама!
— Что такое, Рашель?
— Они не приходили, банда Бастьена?
— Приходили, хотели пригласить тебя к Бастьену выпить горячего шоколада, потому что шел дождь, но, поскольку ты спала, я не разрешила им подниматься будить тебя… На этот раз я, надеюсь, поступила правильно? Ты ведь не будешь теперь сдирать последние оставшиеся в доме шторы, правда, дорогая?
Доверить свое бильбоке хранителю музея
Сказать, что вернешься через пять минут
Исчезнуть навсегда
Я просыпаюсь ночью и иду пописать. Когда я надеваю трусы, я замечаю, что они испачканы чем-то коричневым.
Мне стыдно.
Что делают в подобных случаях?
Когда обкакаешься прямо в трусы?
Естественно, выкидывают трусы в мусорное ведро.
На другое утро трусы опять запачканы чем-то коричневым.
Я их выкидываю тоже.
Через два дня мама спрашивает меня, как я могла за двое суток потерять все свои трусы. Я начинаю рыдать и прошу у нее прощения, потому что я опять обкакалась в постели, но я клянусь, что я не нарочно, и я тебя умоляю, никому об этом не говори.
Мама спрашивает, где же эти несчастные трусы, я, всхлипывая, беру ее за руку и веду к маленькому мусорному ведру в моей ванной. И поднимаю крышку.
Мама изумлена.
— Бог мой, не может быть, у тебя месячные, Рашель, так и есть… У нее уже месячные… Черт знает что… Это кровь, дорогая моя.
— Кровь… оттуда?
— Да, но это нормально, Рашель…
— Но она коричневая…
— Потому что она свернулась… Вот, посмотри внимательно. Она в середине.
— Что?
— Пятно в середине, прямо под твоим цветочком, если бы это были какашки, пятно было бы под попой. «Мазель Тов», на счастье, дорогая моя.
И она дает мне пощечину.
Мама сказала, что так встречают начало женского созревания в еврейских семьях, парой хороших пощечин, хотя я и очень молода для менструаций, но у германской кузины тети Югетты месячные начались практически в десять лет, и она от этого не умерла, то есть она умерла, но не от этого, а гораздо позже и от болезни «паркинг сон».
Потом мама мне объяснила, что такое месячные, и показала, где лежит вата, пока мы сегодня же не сходили и не купили все необходимое.
Затем она заперлась в ванной и плакала несколько часов.
На следующий день я хотела спать, и у меня немножко болел живот.
Я решила, что не очень-то хочу идти со всей бандой в развалины дома. Наверное, они ждали меня у дороги, которая начинается от дома Деде Галла, потому что теперь Бастьен не решается будить меня в постели.
А потом они перестали меня ждать.
Я вышла на улицу около полудня и увидела Элизу, которая в одиночестве играла с Принцессой в своем саду.
Мне очень нравится Элиза.
Я спросила, не хочет ли она построить для Принцессы картонный домик.
Маленький домик, вроде собачьей конуры, но еще меньше, цветной, а внутрь положить кусочек замши, который будет для Принцессы одеялом.
Еще я подумала, что Принцессе, наверное, одиноко и что ей нужна компания.
И я предложила Элизе поймать улитку и посадить ее на лист салата-латука, еще я подумала, что можно украсить дом Принцессы растениями, как мы делали в начальной школе.
Чтобы сделать растения, я взяла дома маленькое блюдечко и положила в него кусок ваты (мама мне показала, где она хранится, по случаю моих месячных). На ватку я насыпала несколько чечевичных зернышек и объяснила Элизе, что, если мы будем постоянно их увлажнять, из зернышек вырастет много маленьких хорошеньких росточков, очень подходящих по размеру к минидомику из картона.
Идея очень понравилась Элизе.
Идея очень понравилась Элизе, и мне тоже, и все шло хорошо, пока я не поняла, что вместо того, чтобы внимательно слушать Элизу, я мысленно считаю, сколько раз в минуту она пришепетывает.
