— «Ваша собака была замечена в пачкании общественной территории, — начала Бет. — Пожалуйста, соберите отходы и уберите в контейнер для собачьих экскрементов».
— Надо жестче, — вмешалась «войлочная мама». — Вставь: «Уничтожьте испражнения. Владельцы собак должны убирать за своими домашними животными, в противном случае их ждет штраф в размере…».
— Мы не можем штрафовать их. Мы не полиция, — произнесла Бет.
Мод издала пронзительный вопль, словно ее укусили. Бет понесла ее на кухню, показывать наши банки с мучными изделиями.
— Посмотри, «Тальятелле. Макароны. Спагетти», — умиротворенным голосом произнесла она.
На Мод это не подействовало, и она продолжала недовольно скулить. Мальчику Феб было два или три года. Мне только не хватало иметь дело с детьми более старшего возраста. Он с интересом изучал содержание комода, в котором лежало коварное кухонное оборудование.
— Ты обезопасила комод от детей? — спросила Бет.
— В этом нет необходимости. Он еще не скоро начнет лазить.
— Он что, даже не пытается? Я знаю, ему только четыре месяца, но Мод столько же, и она отчаянно пытается двигаться. Патронажная медицинская сестра просто глазам своим не поверила, увидев, как девочка развита и настойчива. С другой стороны, мы много работаем с ней.
Я посмотрела в гостиную, где Бен сосал ухо черного, без лица, медведя, подаренного Элайзой.
— Может быть, ему нужны более стимулирующие игрушки, — предположила Бет.
Ребенок Феб тем временем вынул игрушечное такси из своего хлопчатобумажного кармана и резко ударил им в дверь нашей духовки из нержавеющей стали. Я не знаю, тактично ли ругать чужих детей, поэтому я произношу шепотом: «А ну, не делай этого».
Мод, на которую наши запасы макаронных изделий не произвели особого впечатления, извивалась в очень длинных руках Бет.
— У тебя есть рисовые лепешки? — спросила она. — Хочу дать ей погрызть.
Я выудила открытый пакет не совсем белых лепешек, надеясь, что Бет не заметит, все они искривились. Ребенок Феб открыл дверцу духовки и уложил свое такси на сетчатую полку.
— Это духовка, там горячо, — предупредила я.
Он начал вертеть ручки, стараясь включить все пять конфорок и подвергнуть нас газовой атаке. На часах 10.27 утра. Никто, кроме Бет, которая обходится лишь обыкновенной горячей водой, не отказывается отравить свои внутренности моими «свежевыпеченными» подношениями, запивая их кофе. Отсюда и понятие «утренний кофе». Если бы Элайза вдруг ворвалась ко мне домой в перерыве между двумя свиданиями и переодеванием юбок, я сказала бы, что эти женщины свалились как снег на голову и стали кипятить чайник.
Это было почти правдой. Они не друзья, это точно. Нас объединяет образ жизни: полотенца для задниц, дозатор молока и огромная жажда общаться со взрослыми людьми.
— Могу я кое о чем спросить тебя, Нина? — произнесла Бет. Сегодня она выглядела особенно слащаво. Ее челка и лоб слились в лоснящуюся пленку. Она погладила круглый отложной воротник своей сверкающе-розовой блузки.
— Выкладывай.
— Джонатан — романтик?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду. Он заботливый, — ответила я. Но, вспомнив предыдущую ночь, добавила: — Большую часть времени.
Бет отломила кусочек мягкой рисовой лепешки.
— А Мэтью — нет. Не как раньше. Обычно он покупал мне подарки без всякого повода, во время обеденного перерыва. Небольшие вещицы, которые ты никогда не покупаешь сама: духи, кружевное нижнее белье с подвязками для чулок. Подумать только, в то время он все еще принимал меня за свою любовницу, ты понимаешь?
— Понимаю, — солгала я. Мы с Джонатаном не заботились об этих пикантных деталях, связанных с подарками. Его единственным подарком, сделанным безо всякого повода, была коварная сперма, под водопад которой попала моя яйцеклетка. По меньшей мере это было спонтанно.
— У тебя было чувство, что им на это наплевать? — спросила Бет.
— Кому «им»?
— Нашим мужчинам. Нашим вторым половинам.
— Сейчас все по-другому, — ответила я, как будто я разбираюсь во взаимоотношениях. — Сейчас меньше времени, чтобы…
— Расскажи мне об этом, — выдохнула она.
— Вам не кажется, что включен газ? — спросила «войлочная мама».
Я выключила конфорки. Ребенок Феб, которому удалось вынуть бутылку из стойки для вина, заработал подзатыльник от своей матери.
— Так можно повредить ему голову, — сделала замечание Бет. — Ты посылаешь сигнал, что бить — это в порядке вещей. Ты выступаешь за физическое насилие.
Прежде чем Феб прибегла к более действенным силовым методам, я отвлекаю Бет установкой для обработки подгузников.
— А я считала, что у вас с Мэтью все хорошо. Вы всегда куда-то ездите, ведь так? И недавно вы где-то были. Мы с Джонатаном никогда никуда не ездим.
— Что? Ты о Сомерсете? — она усмехнулась. — Это было в выходные. Коттедж, который он забронировал, оказался отвратительным, и мы заказали номер в гостинице, экологически чистой для детей, со всеми удобствами. Ну, приезжаем, все чудесно.
— Тогда в чем дело?
— Мы укладываем Мод в кроватку — прекрасная кроватка с лоскутным одеялом — и выходим пообедать, однако устройство приема детского сигнала не работает. Я бегу назад в спальню, твердя «Хелло? Хелло?» в устройство и, естественно, Мэтью не слышит меня.
— Вы обедали в номере? — спросила я.
— Нет, в отвратительном конференц-зале с блестящей доской, на которой можно было писать и стирать, где были только я и он с потрескивающим устройством для контроля за ребенком. И знаешь, что? — Голос ее задрожал. — За все время обеда мы не произнесли ни единого слова.
— Это хорошо, — заметила «войлочная мама». — Я всегда отношусь с подозрением к парам, которые без конца трещат о том, как у них все хорошо. Достаточно спокойно сидеть, быть вместе, и уже одно это прекрасно.
— Мы не были вместе. Нам нечего было сказать. У нас иссякли слова. Ничего не осталось, кроме: «Я тебе говорил, что вытяжной зонт не работает?» и «Не забудь вынести мусорное ведро».
Ее голос перешел на крик. Я вдруг подумала, что была не права, когда отвергала кофейные утренники, считая их скучным сборищем для одиноких. Если есть потребность, то говорить можно о чем угодно.
— И чем закончились выходные? — спросила я.
— Мы закатились в сельскую пивную. Лошадиная сбруя и все такое из крестьянской жизни. Сельскохозяйственные рабочие с большими руками.
— Было лучше?
— Да, пока не включили телевизор — Мэтью раньше не любил его. У нас никогда не было телевизора, пока между нами не возникла эта молчанка. Теперь каждый вечер он только и делает, что жестикулирует руками, чтобы я молчала и не отвлекала его от очередной дурацкой телевикторины. Короче, в тот вечер в пивной он не проявлял никакого интереса поговорить, как это делают два взрослых человека. Я встала и вышла. Он не побежал за мной, и что ты думаешь? В нашем гостиничном номере я столкнулась лицом к лицу с какой-то глуповатой сиделкой с кипой журналов для подростков, — оглушительно произнесла она.
