— Это тебе, — сказала она, поставила на столик поднос с едой, потом подошла к кровати и что-то положила на нее.
— Чистое платье и гребень! Ты и представить себе не можешь, как они нужны мне! — воскликнула Мередит. — Это твои вещи?
Мередит показалось, что незнакомка не пожелает ответить.
— Да, — ответила та, немного помедлив.
— В таком случае я благодарна вдвойне. Обещаю, что вещи будут в полном порядке. — Мередит помолчала. — У тебя… есть имя?
Женщина резко вздернула голову, в глазах ее сверкнул огонек.
— Меня зовут Гленда.
Гленда. Где она слышала это имя? И вдруг она вспомнила. О Господи, это она, вдова старшего брата Камерона Нейла, которая потеряла ребенка, когда увидела отрезанные головы своего мужа и свекра!
Мередит невольно скользнула взглядом по животу женщины, который был теперь таким же плоским, как и у нее.
Так, значит, это Гленда. И она больше не носит ребенка. Теперь ей стал понятен молчаливый укор в глазах женщины из клана Маккеев. Ее охватил такой стыд, какого она еще никогда не испытывала. Люди из ее клана — ее соплеменники — лишили эту женщину мужа и сына!
До нее впервые дошла вся тяжесть утраты, понесенной Камероном.
Гленда уже направилась к двери, и Мередит, повинуясь какому-то импульсу, воскликнула:
— Умоляю тебя, подожди!
Она и сама не знала, что могла сказать Гленде, чтобы облегчить ее страдания. Зачем ей слова утешения от представительницы клана Монро? Или извинение от одной из Монро? Гленда не захочет его принять.
— Я… я хочу поблагодарить тебя за твою щедрость, — смущенно произнесла она.
— Не надо благодарить меня, я сделала то, что меня просили сделать, — сказала Гленда и вышла из комнаты.
Мередит снова осталась одна.
С ней обращаются словно с дорогой гостьей, с горечью подумала Мередит. Обо всем позаботились: ванна, одежда, еда…
Глубоко вздохнув, она подошла к кровати, пощупала мягкую шерсть платьев. Их было три, и мягкая льняная ночная рубашка. Губы ее дрогнули в задумчивой улыбке. В Конниридже у нее такой великолепной одежды не было. Та одежда была грубой и тяжелой. Пока она к ней не привыкла, у нее часто появлялось раздражение на коже.
Она натянула ночную рубашку и, взяв гребень, уселась перед огнем, чтобы высушить волосы. Ей пришлось немало потрудиться, пока она расчесала спутанные пряди, и к тому времени, как она справилась с этой работой, волосы почти высохли. Она обняла руками колени и, опустив на них голову, стала смотреть в огонь.
Как ни странно, плакать ей не хотелось, и страх тоже исчез. Она не чувствовала ничего — ничего, кроме пуств-ты внутри.
Глава 9
В большом зале пели и веселились. Показывали свое искусство циркачи, бродячие певцы воспевали возвращение хозяина. Но Камерон давно уже покинул свое место за хозяйским столом, находившимся на возвышении. Там было слишком пусто. И одиноко. Он перешел за другой стол, стоявший прямо под балконом. Хотя он улыбался и отвечал на приветствия тех, кто проходил мимо или останавливался, чтобы поговорить с ним, мысли его были далеко, и он не мог заставить себя принять участие в общем веселье.
— Хорошо быть дома, а? — с улыбкой заметил Иган, ставя на стол две высокие кружки эля и подвигая одну из них своему вождю.
Камерон взглянул на друга, расположившегося напротив него, и суровые складки на его лице разгладились.
— Да, — тихо произнес он, потому что всем сердцем любил холодное и туманное Северо-Шотландское нагорье. — Хорошо быть дома. — Он помедлил. — Но здесь стало не так, как прежде. Как будто… — он окинул взглядом зал, в котором его соплеменники веселились от души, — как будто чего-то не хватает.
Иган, сразу протрезвев, тихо повторил:
— Чего-то не хватает.
Они замолчали, вспомнив счастливые времени, когда в этом зале слышались голоса и смех братьев Маккей, когда рассказывали всякие занятные истории, хвастались мужской силой, добродушно подшучивали друг над другом.
Молчание нарушил Иган.
— Я заметил, что ты нашел способ приручить эту девчонку, — сказал он и прикоснулся кончиками пальцев к виску. — И я тебя не осуждаю. Девчонка только на вид такая робкая, а в жилах у нее течет кровь Монро…
— Я не бил ее, — решительно возразил Камерон. — Бить женщину недостойно мужчины. — Он не собирался утаивать правду от Игана, но и рассказывать, как Мередит приставила ему кинжал к горлу, он тоже не хотел, потому что разве мог он признаться, что утратил бдительность?
— Кто же тогда это сделал?
— На нас напали. — Он мрачно поведал другу, как их застали врасплох двое бродяг — Монти и Дэвис. — Она приняла на себя удар кинжала, предназначенный мне.
У Игана отвисла челюсть. Он медленно поставил кружку на стол, так и не донеся ее до рта.
— Ты, наверное, шутишь? Зачем бы ей совершать такую глупость? Зачем Монро рисковать своей жизнью ради Маккея? Такого не может быть…
— И все же было, Иган. Мои глаза меня не обманывают.
— Может, она хотела умереть? Наверное, в этом она видела выход. Да, должно быть, так оно и было.
Камерон не был в этом уверен. Однако эта мысль тревожила его, хотя и не должна бы, и вызывала у него раздражение. Неужели она даже умереть была готова, лишь бы освободиться от него? Нет, не может быть!
Все было именно так, как он сказал. Она приняла на себя удар, предназначенный ему. И это его не переставало удивлять. Если бы этот удар принял на себя Иган, то это было бы понятно. Иган был его самым близким другом. Камерон и сам сделал бы то же самое ради спасения Игана.
Но у Мередит не было причин для такого поступка. Тем более после того, что он проделал с ней…
Он почувствовал, что обязан защитить ее.
— Она бы ни за что не лишила себя жизни. Помнишь ту ночь в монастыре? «Это смертный грех», — сказала она.
— Но ведь здесь она не сама наложила бы на себя руки, — возразил Иган. — Она приняла бы смерть от руки другого человека.
— Не забудь, что она всего лишь женщина и в скором времени должна была принять постриг. Помысел такой же грех, как и поступок. Нет, она приняла удар кинжалом, чтобы спасти мне жизнь. — Камерон с подчеркнутой небрежностью пожал плечами. — Хотя на самом деле она преувеличивала угрожавшую мне опасность. — Он старался убедить в этом себя, чтобы не страдала так сильно его мужская гордость. А если говорить правду, не будь ее, он, возможно, не сидел бы сейчас здесь.
Он обязан Мередит жизнью и теперь в неоплатном долгу перед ней. И все же, несмотря на мучившее его чувство вины, он не мог расстаться — и не расстанется! — с задуманным планом.
Иган задумчиво потер пальцами колючую щетину на подбородке.
