— То есть Лили выполняла не его приказы, когда притворялась, что влюбилась в меня, — с горечью сказал я, — а ваши.
— Именно. Однако я уверен, что притворяться ей не пришлось.
— Поскольку вы настаиваете, чтобы мы подождали здесь, пока оба не погибнем от бомбы Мориарти, то это лишь теория.
— Ну… — уклончиво протянул он. — Ага, смотрите!
Холмс показал на самолёт, который ехал по лётному полю внизу.
— Начинается последнее действие. — И, не дав мне и слова вставить, быстро добавил: — Держите себя в руках, Уотсон. По крайней мере, один из ваших вопросов разрешится сам собой.
Он снова сосредоточился на приближающемся самолёте, всем видом показывая, что дальше разговаривать не намерен.
Самолёт замедлил ход. Толпа внизу заволновалась. Журналисты бросились занимать самые выигрышные позиции, а местные чиновники и политики, которые благодаря весу в обществе получили право расположиться на трибуне, куда вскоре поднимется и глава государства, поправляли галстуки и приглаживали волосы. Вся эта сцена разворачивалась в ярком солнечном свете, и даже на расстоянии я ощущал предвкушение и рвение всех этих людей.
Это был пассажирский реактивный самолёт, которым управляли лётчики ВВС США и который предназначался лично президенту, о чём говорила огромная единица, нарисованная на хвостовой части. Красивая машина, один из нескольких сверхзвуковых лайнеров, произведённых в попытке Америки, запоздалой и неудачной, выйти на рынок скоростных воздушных машин. Самый крупный авиазавод Америки выпустил несколько таких самолётов до того, как от проекта отказались во второй и, видимо, в последний раз, а конкретно этот лайнер передали в Белый дом для президентских нужд. Красота его не была уникальной, поскольку и закрылки, и изящно изогнутые дельтавидные крылья очень напоминали «Конкорд-2», на котором мы с Холмсом пересекли Атлантику, но тем не менее чистые красивые линии притянули мой взор и взбудоражили воображение. Казалось, чудесная металлическая птица попала в ловушку на земле, подчиняясь хозяевам-людям и молча тоскуя по небу.
Самолёт медленно подъехал к площадке, рядом с которой были установлены микрофоны. Через несколько минут к нему на специальном устройстве подвезли трап, и тогда дверь пассажирского салона открылась. Толпа жадно вытянула шеи. Невольно я повернулся и посмотрел на запад, в направлении, откуда придёт наша смерть. Горы смутно виднелись вдали, и я не мог определить, на какой из них расположена штаб-квартира Мориарти. Холмс взглянул на меня, что-то буркнул себе под нос и закрыл мне глаза рукой.
— Стойте тихо! — приказал он. — Глаза не открывать!
После стольких лет привычка беспрекословно выполнять его команды настолько укоренилась в моём сознании, что я послушно стоял, не двигаясь и зажмурившись.
Внезапно что-то вспыхнуло так ярко, что я увидел свет даже через ладонь Холмса и собственные веки. Я оттолкнул его руку, и моему взору открылось нечто потрясающее. В пустыне поднялся столб пыли, который постепенно превратился в верхней своей части в огромный зонтик. Края его стали загибаться, пока не соприкоснулись со столбом. Разумеется, я тут же сообразил, что я вижу. Это было грибовидное облако ядерного взрыва.
— Слава богу! — закричал я. — Снаряд не попал в нас!
Холмс однако перевесился через перила, зачарованно глядя вниз.
— Посмотрите на этот муравейник, — сказал он, привлекая моё внимание к происходящему на лётном поле.
Там началось замешательство. Дверь кабины захлопнулась, и огромный самолёт вновь пришёл в движение, готовый унести президента прочь от пугающей и загадочной опасности. Журналисты бросились врассыпную в поисках убежища; местные чины, забыв о чувстве собственного превосходства, побежали за ними. Здание терминала аэропорта загораживало от них случившееся, но люди заметили вспышку, отражённую от крыш домов, а потом увидели и узнали грибовидное облако. Возможно, Холмс выбрал не совсем подходящее сравнение, когда назвал их муравьями, но разница в поведении публики до взрыва и после взрыва заслуживает отдельного разговора.
Я не склонен к безразличию или даже циничному превосходству, как Холмс. Мне пришло в голову, что люди внизу, на лётном поле, не защищены от ядерной вспышки, и многие, не получив в отличие от меня предупреждения, ослепнут, как и другие несчастные обитатели пригородов, которые случайно посмотрели в момент взрыва в том направлении и потеряли зрение, возможно навеки. Меня — по крайней мере, отчасти — утешали слова профессора Мориарти о «чистоте» бомбы, то есть если взрыв произошёл в пустыне и ветер дует в противоположную от города сторону, то население не пострадает от радиоактивных осадков.
Наконец Шерлок Холмс посмотрел на поднимающееся облако и ответил на мои слова:
— Бомба не только не попала в нас, — невозмутимо объяснил он, — но и не оставила нам пушку. Я воспользовался возможностью и, пока работал на заводе, внёс кое-какие изменения в часовой механизм. — Холмс помолчал немного и добавил: — Вместо тщеславия теперь его удел — превратиться в пар.
— Лили, — простонал я. — Она тоже погибла…
— Вы по-прежнему не доверяете мне, — сухо заметил Холмс. — Вы знаете моё отношение к женщинам и браку, но если настаиваете на своём, то просто обернитесь!
Я обернулся и увидел Лили, смотревшую на меня с любовью и сомнением.
— Мистер Холмс велел мне прийти сюда рано утром и ждать, Джон, — нерешительно сказала она. — Он рассказал, что собирается испортить часовой механизм. Теперь, когда ты знаешь, что я тебя на самом деле не предавала…
— Не говори больше ни слова, — перебил я, заключая Лили в объятия. — Отныне и вовеки мы больше никогда не разлучимся. Надо отправиться обратно и отпраздновать успех бутылкой вина! — Лили смутилась, но я не отреагировал на её смущение, и обратился к Шерлоку Холмсу: — У вас ведь нет возражений, я полагаю?
— Никаких, — покорно согласился Холмс, но на лице его блуждала еле заметная улыбка, которая могла означать либо симпатию, либо сдерживаемую радость.
— Отлично! — возликовал я. — Наконец-то мы можем сосредоточиться на собственном счастье — теперь, когда мы навсегда простились с профессором Мориарти.
Холмс несколько минут смотрел на далёкое, всё ещё растущее облако, ставшее ярким и зловещим погребальным костром для Мориарти, а потом пробормотал:
— Может быть…
ОТСТУПЛЕНИЕ
В самый катастрофический момент Мориарти удалось завести покалеченную машину времени. Впервые после побега из кабинета премьер-министра, когда машина получила сильные повреждения, энергия побежала по латунным жилам агрегата. Пока часовой механизм отсчитывал последние секунды до детонации, Мориарти почувствовал первые признаки изменения времени, когда поле бытия расширилось и понеслось вперёд, и радостно вскрикнул. А позади него ещё быстрее, чем скорость времени, нарастал адский жар от взрыва, когда установка выпустила заряженные частицы. У Мориарти не было даже мгновения понять, что Холмс в итоге всё-таки обыграл его, и почувствовать боль, когда вспышка окутала его сгорбленное тело. Поле времени и взрыв ядерной бомбы пересеклись точно в том месте, где стоял профессор Мориарти, и в итоге сам профессор, машина времени, адская пушка, рабочие, завод и даже изрядная часть горы канули в небытие.
