42
Первый укол
Приготовив шприц, Мюриэль тщательно помыла руки. Потом натянула перчатки. Затем пропитала ватный диск антисептической жидкостью, протерла верхнюю четверть ягодичного отдела пациентки круговыми движениями: от центра к периферии, чтобы удалить микробы из зоны укола… Пока что все шло хорошо. Хотя руки у нее слегка дрожали. Она сосредоточилась, сделала глубокий вдох и склонилась к Гортензии. С загадочным видом она прошептала ей на ухо, что в этом доме в воздухе витает нечто странное. Вроде как стены напевают, вы не чувствуете, мадам Люмьер? Гортензия вытаращила глаза и без всяких церемоний заорала, что та совсем свихнулась и ей лечиться надо, бедолаге! Симона! Не оставляй меня одну с этой придурочной девицей! Она считает себя Жанной д’Арк и слышит голоса! Но Мюриэль не сдавала позиций. Она придвинулась еще ближе. Ну прислушайтесь же, они как бы поют, эти стены, уверяю вас. Еще «р» такое раскатистое и голоса дребезжащие…
Вы слышите мелодии?
Чарующие звуки?
То дивные кораблики
Цветов полны плывут…
Там парочки влюбленные,
Сплетая крепко руки…
Там парочки, клянясь в любви,
Танцуют и поют…
Глаза Гортензии прояснились. И она самым естественным образом подхватила припев:
Китайские ночи
Жаркие очень,
Ночи любви,
Безумные ночи…[7]
Она вспомнила все слова, от начала и до конца. Пока она распевала, Мюриэль воспользовалась моментом и сделала укол. Первый ее укол. Можно сказать, крещение. Гортензия не остановилась, даже когда игла вошла ей под кожу. На этот раз ни криков, ни плача, ни синяков на ягодице. Безупречно. И когда все закончилось, Симона зааплодировала. Настоящий триумф.
Сразу после этого Людо и Малыш Лю повели Мюриэль осматривать ферму. Без колебаний она выбрала комнату в другом крыле, ту, которая пустовала после смерти родителей Фердинанда уже лет двадцать. Спальня была маленькая и поблекшая, но напоминала ей дом прадедушки и прабабушки, где она проводила каникулы, когда была маленькой. Та же атмосфера, тот же запах. Смесь пыли, влажности и… мышиной мочи! Дети захохотали, когда она так сказала. Фердинанду и Марселине смешно не показалось. Они знали, что это означает. Тоскливо понюхали воздух, их взгляды встретились. Без сомнений, придется заставить Мо-же и Шамало заняться делом, а потом вымыть пол жидким мылом, протереть светлым уксусом и еще содой… В надежде, что этого будет достаточно, разумеется. Мюриэль продолжила осмотр. Открыв один за другим ящики буфета, она обнаружила целую коллекцию брелоков для ключей, пробок – в некоторые из них были воткнуты иголки для выковыривания моллюсков из раковинок, – старых, наполовину оплавленных свечей для именинного торта, кучу маленьких пожелтевших черно-белых фотографий с резными краями. Но больше всего поразили сувенирные открытки, приклеенные к стеклам на дверцах буфета. Неужели те же, что у ее прадедушки и прабабушки? Виды мест, куда они, по ее глубокому убеждению, никогда в жизни и ногой не ступали. И однако им хотелось бы увидеть Биарриц, и элегантных купальщиц, позирующих на пляже Миледи[8], и гору Сен-Мишель в тумане, и Английский променад[9]в Ницце, ее карнавал, пальмы и такое синее море, и замки Луары…
Рассевшись за кухонным столом, они обсудили дальнейший план действий.
Мюриэль постарается убедить хозяина комнаты позволить ей уехать раньше, чем предполагалось, и вернуть деньги за последнюю неиспользованную неделю. Если он согласится, она сможет переехать прямо завтра, в субботу. Если откажет, что вполне вероятно, ладно, тогда через восемь дней. Но в любом случае она как-нибудь исхитрится, чтобы приходить делать уколы Гортензии утром и вечером.
Все это так волнующе, Мюриэль просто вне себя. И вдруг она всполошилась: с завтрашним вечером проблема, это же суббота! Она должна до полуночи работать в ресторане и не сможет сделать вечерний укол. Ги, шутя, говорит, что немного знаком с хозяйкой и постарается договориться. Он берет телефон, звонит Мирей, объясняет ситуацию. Та немного ворчит, из принципа делает вид, что колеблется. Но, подсчитав, что все вместе займет не больше получаса, а первые гости появятся не раньше восьми, дает добро: на этот раз ладно, дядя. Мюриэль с облегчением вздыхает.
Перед уходом она предупреждает, что все ее пожитки занимают один-единственный чемодан, две коробки и рюкзак. Так что переезд будет недолгим. Ги разочарован. На этот раз ему не придется выводить трактор с прицепом. А ему этого так недостает. Толчки на ухабах, жесткое металлическое сиденье, запах дизельного топлива… Жаль, было бы здорово.
43
Кошачьи имена
После ужина Ги отправился укладывать детей. Малыш Лю попросил почитать ему любимую книжку, но буквально через пару страниц заснул как сурок. Людо эту историю знал наизусть и не имел никакого желания слушать ее еще раз. Да и вообще, зачем ему, чтобы кто-то читал, он достаточно большой, может сам почитать, и кстати, он теперь засыпает без всяких там поцелуев. Когда Ги уже закрывал дверь, он спросил, можно ли завтра пойти вместе с ним на кладбище. Ги удивился вопросу. Как правило, он шел туда в семь утра, еще в потемках, не лучшее время брать с собой ребенка. Поэтому он ответил, что они сходят вместе, обещано, вот только… в другой раз. Но Людо уперся, утверждая, что это очень важно, он обязательно должен там быть, это как обещание, которое нужно сдержать. Немного взволнованный и не дав себе времени подумать, Ги сказал, что возьмет его с собой в воскресенье.
Дождя вечером не предвиделось, так что Фердинанд, Марселина и Симона устроились выпить кто кофе, кто травяной чай в саду на скамейке. После того как к ним присоединился Ги, они заговорили о предстоящем обустройстве жилья для Мюриэль: нужно будет заменить матрас, этот совсем старый, поставить новый газовый баллон для плиты и водонагревателя, починить прикроватную лампу и поменять неоновую на кухне, проверить стыки труб у душевого бака и у раковины, постирать шторы… Дел немало. Придется как-то все организовать, чтобы успеть. Особенно если малышка переедет завтра, как они надеялись. Они одновременно вздохнули. Симона – от облегчения, что Гортензия приняла ее так хорошо, а Фердинанд, Марселина и Ги – радуясь тому, что им всем одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Возможно, это был знак. Во всяком случае, Мюриэль производила впечатление приятной и компетентной молодой женщины, а дальше будет видно. Да и с чего ждать неприятностей? Уставшая больше, чем трое остальных – они были помоложе, – Симона поднялась. Заявила, что может взять на себя все, что связано с электричеством. Это ее область, или, по крайней мере, была ею последние семьдесят лет, а такое не забывается, вы поняли, малышня? Мадемуазель Симона Люмьер, с вашей фамилией никто этого не забудет, хором ответили остальные. Это доставило ей удовольствие, и она, улыбаясь, отправилась спать. Потом пришел черед Ги встать с лавки. Не чтобы пойти спать, а чтобы поработать часть ночи в мастерской. Нужно починить еще один велосипед, и сейчас он подумал, не подарить ли его малышке. Ей так будет куда удобнее раскатывать туда-обратно между фермой и школой. Двое других выразили полное согласие. Конечно, будет отлично, если девочка почувствует себя независимой. Ги сходил за поленьями для печки, кивнул, проходя мимо, друзьям и быстрым шагом двинулся через двор в мастерскую. Опустив голову на колени Марселины, Берта проводила его глазами, но в тот момент, когда он собирался захлопнуть за собой дверь амбара, подпрыгнула и со всех лап метнулась к нему. Марселина и Фердинанд остались сидеть на скамейке, не говоря ни слова. Смакуя удовольствие побыть вдвоем. Но длилось это недолго: оба вскочили, вспомнив о неотложном деле – мыши! Марселина пошла за Мо-же, Фердинанд за Шамало. Держа каждый своего кота, они зашли в старую спальню. Запах мышиной мочи ударил в нос. Коты сразу поняли, что от них требуется, долго втолковывать не пришлось. Они выскользнули каждый из рук своего хозяина и принялись за дело.
