И все равно, Гарнер решил не отступать от намеченного плана. Он отвез Джесси к дедушкиному пруду, и они уселись рядом на заднем сиденье.
— Я хочу купить у тебя эту машину. Это именно то предложение, о котором я упоминала раньше.
— Не совсем то предложение, на которое я рассчитывал.
Она ребячливо шлепнула его по руке.
— Я куплю ее для отца.
Вот уж удивила!
— Видишь ли, в мире мало того, чего у него нет. А мне так хочется показать ему, как сильно я его люблю! И вот эта машина…
И она тихо заплакала. И как прикажете ему поступить?
— Мне надо это обдумать, — глухо произнес Гарнер.
— Ты ведь продаешь ее? Ты сам говорил. Цена значения не имеет. Любая, которую ты назначишь.
— Богачи. Они всегда знают всему цену, а вот ценности не понимают.
— Отец поймет ценность этой машины.
Еще бы! Гарнер привстал.
— Я отвезу тебя в гостиницу.
— Гарнер, что происходит?
— Вот почему он тебя сюда послал! Он желает «Серебристого призрака»!
— Папа никогда не говорил мне про этот автомобиль! Я даже не разговаривала с ним с тех пор, как я здесь.
— Конечно. Жизнь полна невероятных совпадений. Сначала твой папаша звонит сюда — мол, он хочет купить машину. Я говорю «нет». Затем появляешься ты. Теперь ты хочешь купить этот автомобиль. Грязная игра, Джесси.
— Я не знала, что он говорил с тобой о машине!
Он заглянул ей в лицо. С таким выражением — лгать? Но суть не меняется. Все сходится к одному. К машине.
— Что значит «грязная игра»?
— Не следовало вмешивать сюда личные чувства. Это подло.
— Ты думаешь, я притворилась, что ты мне нравишься, чтобы купить этот «призрак»?! — в ужасе отшатнулась Джесси.
Он пожал плечами.
Она вышла из машины и со всего маху захлопнула дверцу.
— Эй, полегче с дверцами!
— Сам следи за своими дверцами!
— Я отвезу тебя в гостиницу.
— Я б не села в эту машину, будь я в центре пустыни, предлагай ты меня подбросить хоть сто раз! Как ты смеешь думать, что я могу так размениваться?!
— Какой слог! От дамы, что целуется с одним, нося кольцо другого!
Она побледнела. Резко развернулась на каблуках и зашагала прочь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Никогда еще Джессика Кинг так не злилась. Надо бы вернуться и хлопать автомобильной дверцей этой роскошной машины, пока та не отвалится. Выставить себя такой дурой! Подумать, что любит Гарнера Блейка. Ха-ха!
Этот человек ничем не отличается от всего прочего в ее жизни. Кажется одним, а оказывается совсем другим. Сначала мать, демонстрировавшая беспредельную преданность детям перед камерами, а затем в момент о них забывшая. А Мич! Интеллигент, настолько далекий от миллионов Кингов! И внезапно этот отрицатель материального счастья, этот носитель идеалистических идей пожелал иметь дом на Холме! Даже Джесси вдруг перестала его устраивать — ей, видите ли, вдруг стало необходимо похудеть!
Джесси очень громко произнесла грубое слово и пнула подвернувшийся под ногу камешек. Ей сразу стало неловко, и она торопливо оглянулась. Но, похоже, улицы Фаревелла были сегодня в ее полном распоряжении.
А потом краем глаза она уловила какое-то движение. Ее сердце оборвалось. Пусть она всегда держалась на заднем плане семейства Кингов, но никогда не забывала о своем происхождении. Известность фамилии, как и богатство отца, всегда могут сделать ее объектом внимания какого-нибудь психа или похитителя.
Пытаясь сохранять невозмутимость, она пригляделась к мужской фигуре, следующей за ней. Гарнер! В ней поднялась новая волна ярости.
Хорошо хоть она опомнилась, прежде чем его одурманивающие поцелуи изменили всю ее жизнь. Но параллельно тихий внутренний голос нашептывал, что примирения с ним, следующие после битв, должны оказаться не менее страстными, чем собственно битвы. И ее укололо острое сожаление, что ей никогда не придется узнать этого доподлинно.
— Прекрати меня преследовать! — крикнула она. Боже, что с ней творится? Она, Джессика Кинг, вопит на улице, как какая-нибудь базарная торговка!
— Я тебя не преследую, — произнес он с вопиющим спокойствием. — Лишь хочу убедиться, что ты нормально доберешься.
— Не стоит. Пусть лучше меня ограбят. — Грабители? В Фаревелле? Наверное, такое случается. Она сама секунду назад думала об уязвимости своего положения. Сегодня самый подходящий случай познакомиться с грабителями. С каким наслаждением выместила бы она свою ярость на ни в чем не повинном грабителе. Глаза б ему выцарапала! Живого места б не оставила!
Мысль ее вдохновила. Джесси ощущала в себе небывалый прилив сил. Хотелось подобрать один из валяющихся на дороге камней и треснуть им по тупой башке Гарнера. Подавив свой порыв, она величественно пошла дальше. Больше он не показывался, но она ощущала его присутствие за спиной, в тени домов. Дойдя до угла гостиницы, она повернулась, собираясь надменно велеть ему отправляться домой, — королева, отпускающая слугу. И оторопела, обнаружив его прямо перед собой.
— Как ты смеешь красться за мной, как какое-то… пресмыкающееся!
— Я не крался. Твои мозги скрипят так громко, что ты больше ничего не слышишь.
Ей хотелось ударить его. Но… Она обхватила его руками за шею, подтащила к себе. Приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.
На мгновение Гарнер напрягся, сопротивляясь, и сразу оттаял, ввергая Джесси в пучину страсти. Он обнял ее, прижимая ближе. Сейчас она ощущала силу его рук и сильное биение сердца. И ярость, с которой он ответил на ее поцелуй. В нем не было нежности. Только желание подавить, измучить. Заглянуть за черту, где бесчинствуют силы, неподвластные разуму.
Он первым отпрянул назад, глядя на нее глазами, темными от страсти и негодования.
— Зачем ты это сделала? — хрипло спросил он.
— Это на прощанье, — огрызнулась она таким же хриплым голосом.
Он сунул руки в карманы, и она знала — так он удерживается от желания опять обнять ее.
— Замечательно. Прощай. Катись.
— Пещерный человек, — сказала она, с величайшим презрением вытерев губы.
— Похвальная прямота.
Она взглянула на него и повернулась, чтобы уйти до того, как не выдержит и вновь бросится ему на шею. Она не знала, чего хотела добиться своим поцелуем, но понимала, чего достигла. Теперь ей уже невозможно будет дотронуться до другого, не сравнивая, забыв об обдававшем ее жаре. На крыльце она бросила взгляд через плечо. Он уходил, руки все так же глубоко в карманах. Пнул камешек, тот разлетелся надвое.
