Прошлую ночь провел практически без сна. Салли уже спала, когда я вернулся с записи. Пристроившись к ней под бочок, я быстро отключился, но в два тридцать проснулся словно от толчка - приступ ПНП. Несколько часов я пролежал не сомкнув глаз, мысленно проигрывая вчерашние события и дожидаясь следующего приступа боли. Утром во время бритья обратил внимание, что у меня побаливает и локтевой сустав. Вот было бы здорово, если бы я согласился на еще одну операцию на колене, а теннис все равно пришлось бросить из-за локтя. Хорошо, что сегодня у меня физиотерапия.
Понедельник, вечер. Я спросил у Роланда, слыхал ли он когда-нибудь о Доверовом порошке, но он ответил, что это название ни о чем ему не говорит. Он знаток противовоспалительных гелей с такими названиями, как «Мовелат», «Траксам» и «Ибулев», которые он втирает в мое колено после ультразвуковой процедуры (как в песенке:«Ибулев» в каждой капле дождя - и цветок прорастает_ «Ибулев» против жалящей боли-и новая ткань нарастает…»). В наши дни физиотерапия немыслима без сложного оборудования. Когда я, раздевшись, ложусь на кушетку, Роланд вкатывает в комнату большую электронную установку и с помощью проводов и электродов подключает меня к ней или наставляет на пораженную часть диск, направляет лампу или лазер. Я поражаюсь, как ловко он управляется со всем этим хозяйством. И только одним аппаратом я управляю самостоятельно. Он посылает электрические импульсы, стимулирующие четырехглавую мышцу, а я должен увеличивать напряжение настолько, насколько могу вытерпеть. Все равно что сам себя пытаешь. Забавно, как много общего между тренировкой и истязанием. Со своей кушетки, опутанный проводами, я вижу в окно, что делается за стеклянной стеной спортивного зала позади маленького дворика. Гримасничая от напряжения и блестя потом, мужчины работают на тренажерах, которые, если отвлечься от их высокотехнологичного вида, вполне могли бы служить орудиями пытки, явившимися прямо из средневековой темницы: дыба, ворот, утяжелители и «бегущая дорожка».
Роланд спросил у меня, слышал ли я про транссексуальную форель. Нет, ответил я, расскажи мне про транссексуальную форель. Он просто кладезь информации, этот Роланд. Его жена читает ему интересные заметки из газет, и он все запоминает. Судя по всему, мужские особи форели меняют пол из-за высокого уровня женских половых гормонов, попадающих в сточные воды от противозачаточных пилюль и гормонозаменяющих лекарств. Опасаются, что все мужские особи рыб в пораженных реках станут гермафродитами и прекратят размножаться.
- Заставляет задуматься, а? - заключил Роланд. - Мы ведь, между прочим, пьем ту же самую воду. А потом вдруг у мужчин начнет расти грудь.
Не хочет ли Роланд меня напугать? У меня на груди, под волосами, большие жировые отложения. Должно быть, Роланд заметил их, когда делал мне массаж.
Возможно, прошлой ночью я не смог кончить, потому что превращаюсь в гермафродита. ПНП Гормонов.
Вторник, вечер, 23 фев. Сегодня я спросил Доверов порошок в самой большой аптеке Раммиджа, но фармацевт ответил, что никогда не слышал о таком и не может найти его в своей книге лекарственных средств. Я сказал: «Наверное, его запретили из-за опиума», а он как-то странно на меня посмотрел. И я ушел из аптеки, пока он не вызвал подразделение по борьбе с наркотиками.
Сначала я отправился в городской торговый центр купить что-нибудь Кьеркегора, но радости это мне не доставило. В «Уотерстоуне» было только пингвиновское издание «Страха и трепета», я купил его и пошел в «Диллонз». Когда оказалось, что «Диллонз» предлагает ту же книгу и ничего больше, я почувствовал обычные симптомы своего магазинного синдрома, то есть иррациональную ярость и нетерпение. Низкая Сопротивляемость Разочарованию, НСР, по определению Александры. Боюсь, я был очень язвителен с безобидной продавщицей, которая подумала, что «Кьеркегор» это два слова, и начала искать на своем компьютере на «Гор». К счастью, Центральная библиотека оказалась укомплектована лучше. Я смог взять «Понятие страха» и две другие работы, которые заинтриговали меня своими названиями: «Или - или» и «Повторение». «Дневник» был на руках.
Я уже довольно давно не пользовался библиотекой и с трудом отыскал ее. Типичное здание гражданской архитектуры шестидесятых, брутальная конструкция из необработанного бетона, напоминающая, по словам принца Уэльского, муниципальный завод по сжиганию отходов. Стоит она на голой площади рядом с центральным парком, в котором когда-то был мелкий прудик и изредка действовавший фонтан - свалка самого разнообразного мусора. Это унылое и продуваемое всеми ветрами пространство считалось сердцем города, хотя большинство людей старалось его избегать, особенно ночью. В последнее время эту площадь превратили в застекленный и выложенный плиткой атриум, украшенный гирляндами зелени, неоклассическими статуями из стеклопластика и розовой неоновой надписью «Риальто». Большие торговые площади отведены здесь под разные бутики, киоски и филиалы ресторанов и кафе с намеком на итальянское происхождение, а из спрятанных динамиков сочится оперная музыка и неаполитанские песни. Я сел за столик кафе-бара «У Джузеппе» (снаружи, но все равно внутри этого похожего на студийную декорацию сооружения) и заказал капучино, приготовленное, похоже, специально для того, чтобы его вдыхали, а не пили, потому что в основном оно состояло из пены.
Такую вот своего рода подтяжку лица сделали городскому центру в смелой попытке придать ему привлекательность в глазах туристов и приезжих бизнесменов. Смирившись с развалом традиционных для этого региона отраслей промышленности, отцы города обратились к индустрии услуг как к альтернативному источнику занятости. Теперь напротив библиотеки, с другой стороны этой мощеной пьяццы, стоит громадный конференц-центр и концертный зал - настоящее произведение искусства. По соседству чуть ли не за одну ночь выросли гостиницы, ночные клубы, рестораны и винные погребки. Каналы вокруг вычистили, а пешеходные дорожки по их берегам выложили плиткой, чтобы можно было ходить и любоваться результатами строительных работ. Это был типичный для последних лет правления Тэтчер проект, краткая вспышка процветания и оптимизма между спадом начала восьмидесятых и рецессией начала девяностых. Теперь эти почти пустые новые здания с их эскалаторами из нержавеющей стали, стеклянными лифтами и звучащей из ретрансляторов музыкой замерли в ожидании, как парк аттракционов накануне открытия или как некая утопическая столица в государстве третьего мира, построенная из идеологических соображений посреди джунглей, - на нее дивятся местные жители, но редко посещают иностранцы. Днем главные завсегдатаи «Риальто» - безработная молодежь, школьники, прогуливающие уроки, и матери с младенцами, радующиеся теплому и приятному месту, где можно погулять зимним днем. Плюс случайные привилегированные праздношатающиеся вроде меня.
Слово «рецессия» я услышал всего несколько лет назад. Откуда оно взялось и что точно означает? Впервые от словаря оказалось мало толку: «временная депрессия в хозяйственной жизни стран». Как долго должна продлиться рецессия, прежде чем ее назовут депрессией? Даже резкий спад тридцатых годов был «временным» с точки зрения исторической перспективы. Возможно, уже скопилось столько депрессии психологической, что кто-то решил изобрести для экономической сферы новое слово. Рецессия-депрессия, рецессия-депрессия. Слова отдавались у меня в голове, словно сипение ритмично работающего парового двигателя. Разумеется, они связаны. Люди впадают в депрессию, потому что не могут найти работу, или их бизнес идет ко дну, или за неплатежи отняли дом. Они теряют надежду. Опубликованный сегодня опрос института Гэллапа свидетельствует, что почти половина населения страны хотела бы эмигрировать, если бы могла. Гуляя сегодня днем по центру города, можно было подумать, что они это уже сделали.
