Она прошла траншею, в которой виднелись трубы городской канализации. Раскопанное место было огорожено цепью. Горбатые экскаваторы понуро скребли по земле шинами в полумраке, посреди катушек сверкающего кабеля.
Она подошла к углу и сошла с тротуара, готовясь перейти улицу. Мужской голос прозвучал очень близко, обращаясь к ней.
— Мисс?
Она повернулась на голос, и сердце застучало сильнее.
— Я вас не заметила, — сказала она.
В это было трудно поверить — он был размером с полтанка и так же бронирован. Человек-краб. Полицейский. Она, должно быть, приняла его за бульдозер.
Он попятился на задние пары конечностей и включил брюшные прожекторы. Его черный блестящий панцирь был инкрустирован нефритовыми и кварцевыми тольтекскими узорами.
— Куда вы идете, мисс?
— Я была в доках. Смотрела на корабли.
— Куда вы идете? — повторил он.
— Я иду домой. Просто выходила погулять.
— Где вы живете?
Она назвала адрес. Его одутловатое лицо было втянуто в грудную впадину. Он почесал клешней щеку.
— Вам не стоит находиться здесь одной, — сказал он. — Это небезопасно.
Небезопасно для женщины, имел он в виду.
— Я буду осторожней, — заверила она.
— Уж постарайтесь.
Если бы он знал, что она жрица из морских ангелов, он бы стал на колени и поцеловал край ее хитона. И проводил бы до дома, потому что морские ангелы не ходят среди простых смертных. Им не позволялось просто так разгуливать, они жили в тихих священных монастырях, где никогда не было неприятностей, а затем умирали. Все, кроме одной жрицы в истории ее народа. Она не умерла. Она спаслась, и поэтому у нее были проблемы — проблемы с полицией, клиентами, наркотиками, — кроме проблем, у нее ничего больше не было. А все потому, что она не умерла спокойно, как все.
Они молча смотрели друг на друга. Идти она не могла, пока он ее не отпустит.
— Вы можете идти, — сказал наконец полицейский.
Она пошла по направлению к Кскалакской центральной станции монорельсовой дороги, мимо квартирных ульев, лесопилок и хлопковых фабрик. Бревна растили из губки, но люди называли их бревнами. Тюки хлопка делали из корней гигантского плесенного грибка, но люди называли их хлопком. Основным продуктом питания страны была кукуруза, но никто не знал, из чего на самом деле эта кукуруза. В то время ничто из этого не казалось ей странным.
Она прошла мимо человека-черепахи, толкавшего перед собой тележку, набитую связками газет. Сверху на газетах сидел человек-осьминог в желтом непромокаемом плаще и шапке кули. Черепаха остановился перед ульем, а осьминог слез и понес связку газет в прихожую. Черепаха ждал в упряжке. Когда женщина проходила мимо него, он повернул к ней голову. При некотором усилии можно было представить, что у него скучающее выражение. Но люди потеряли умение читать друг у друга по лицам. Мутации изменили их очень сильно и очень по-разному. Таким образом братья и сестры превратились в монстров-незнакомцев, в соответствии с Великим Планом жрецов.
Осьминог вернулся к тележке. Без газет, без эмоций и без головы. Будучи безголовым, он учился смирению, а другие люди, глядя на него, учились терпимости и состраданию. Таковы были законы, данные в свое время.
Она обгоняла множество женщин-улиток, направлявшихся в зиккурат или возвращавшихся оттуда с покупками. Она видела, как отцы семейств приезжали домой, соскакивали с рикш и ныряли в свои норы. Легкую мебель на балконах. Яркие черные глаза на полупрозрачных ножках. По четыре улитки в семье — всегда. Папа, мама, сын и дочь. Они так рождались — в связках по четыре. Каждая семья жила пять лет, потом они умирали, все одновременно, как по часам.
Но не она. Она не улитка. Генетически она морской ангел. Интересно, как она была запрограммирована на период после смерти? Как жрецы настроили ее часы? И что с ней станет из-за того, что ее не препарировали согласно расписанию? Вдруг они случайно забыли о смерти, когда создавали ее? И она теперь по ошибке будет жить вечно?
Она подошла к одному из каналов, разделявших город на шестиугольники. Прошла по нефритовому мостику. В синей воде плавали декоративные лилии.
Радужные насекомые вились у старых стен канала, насвистывая свои знакомые песни.
Пройдя через большой базальтовый вестибюль в треугольную арку в одном из концов огромного зиккурата из черного стекла, она оказалась в комнате ожидания монорельсовой станции, сводчатой, с рядами деревянных скамеек, на которых группами сидели люди в ожидании поезда-червя. Люди-криль, люди-скаты, ламантиновые коровы с телятами, впихнутыми в коляски.
Эти люди, ее люди, все были в масках. Они растили маски на лицах своих детей. Но это не казалось ей странным.
Возможно, маски были придуманы для задабривания рассерженных духов всей той морской живности, что они потравили. Страх перед мертвыми всегда являлся одной из причин для ношения масок.
По углам морские нимфы сидели с корзинами для подаяния. Невидящие слепоглазки бродили в проходах, постукивая длинными белыми шипами по полу. Старая медуза, явно из очень древнего клана, таскалась с трубчатой каталкой от скамейки к палатке с хот-догами и обратно. Да, она пришла вовремя и к месту — классы париев представлены во всей полноте.
Также присутствовали военные, они прибывали и убывали, не тратя много времени на ожидание поезда. В основном акулы, голые и в татуировках, качающие перед собой своими костяными иглами из стороны в сторону. Она даже заметила в тот день пару фрегатов, исчезающих за углом в сопровождении миног в сером.
Она бродила среди них. Они видели ее лицо, и сразу понимали, какой она профессии. Смотрели, но никогда не касались. Все знали правила. Иногда их лица возвращались к ней, как лапша, всплывающая на поверхность кипящего супа. Общественный договор, высеченный в людской плоти.
Люди у власти могли объяснить причины, которыми они руководствовались в своих действиях. Они делали что-то, потому что это было возможно сделать. Они были готовы хоть раз попробовать все. Это был их долг Науке. Любую дьявольскую штуку, которая выдумывалась, они рвались тут же воплотить в жизнь, эти люди у власти. Ничто не пускалось на самотек.
Она спустилась по гранитной лестнице к своей любимой скамейке, которая была пуста, за исключением оставленной кем-то газеты. Отлично. Она подняла газету и присела. Поразмышляла над тем, не уехать ли из города и начать заново в другом месте. Раковин на билет хватало. Почему бы и нет? Она достала из сумочки капсулу геля и проглотила.
В Кскалаке у нее был неплохой доход. Здесь было много клиентов. Но сам город ей надоел.
Она прочитала расписание отправлений на стене.
Затем зашла в женскую комнату и подошла к умывальнику. Заглянула в забрызганное металлическое зеркало, нагнулась над раковиной, сполоснула лицо и щупальца. Шарф был в сумке, и она достала его, чтобы вытереться, потому что бумажные салфетки оказались слишком шершавыми. Еще раз взглянула в зеркало на второе из множества лиц, которые ей придется носить в своей жизни. Макияж был нестираемый. Доктор-скат из Четумала хорошо поработал.
