— Почему именно теперь нет? — переспросила я.
Женщина тяжко вздохнула. В уголках ее глаз появились слезы, но Царькова сумела себя сдержать и ответить все тем же безразличным тоном:
— Возможно, потому, что только сейчас понимаю, что лучше бы тогда посадили сына в тюрьму. И, может быть, он бы остался жив. Я круглая дура, что откупила его, продав квартиру, машину — все, что представляло какую-то ценность. И ради чего? Чтобы потом Андрюшу зарезали в подворотне его же дружки, которым он не вернул деньги за наркотики?
— Так ваш сын умер? — удивилась я.
— Убит, — повторила Маргарита Анатольевна, кивнув куда-то в сторону.
Я перевела туда взгляд и только теперь заметила небольшую фотографию в черной рамке, стоящую в стареньком серванте рядом с какой-то вазочкой. А Маргарита продолжала:
— Сегодня ровно две недели, как его нет. И если уж и говорить о мести, так я мечтала бы собственными руками удавить тех гнид, что подсаживают наших несмышленых детей на наркотики, втягивают их в этот опасный бизнес. А ведь мой Андрюша просто по глупости потянулся за остальными дружками, и вот… Те-то сейчас живы, а он… — Маргарита больше уже не могла сдерживать себя. Она громко разрыдалась.
Мне искренне было ее жаль, но я не стала произносить слов сочувствия, понимая, что от них женщине все равно легче не станет. Я понимала, что единственно правильное решение — поскорее уйти, оставив Маргариту наедине со своими мыслями и чувствами. Бедняге необходимо самой понять, что жизнь продолжается, и осознать, что же станет ее смыслом в дальнейшем.
Молча поднявшись, я попрощалась с женщиной, попросила ее меня не провожать и незаметно удалилась, дав возможность Царьковой вдоволь наплакаться. Возможно, потом ей станет заметно легче.
Оказавшись на улице, я вернулась в машину и принялась размышлять. Все, что я только что услышала и узнала, ясно говорило о том, что покушение на Дрягель, вылившееся в убийство совершенно другой женщины, — дело рук совсем не Маргариты Анатольевны. Ей не имело смысла мстить адвокату лишь за то, что он упек ее сына за решетку, защищая своего клиента. К тому же сейчас женщина даже раскаивается в том, что вызволила мальчика из беды. Не сделай она этого, он остался бы жив. Конечно, пришлось бы отсидеть свой срок, но зато потом Андрей получил бы шанс начать все сначала.
Предположив, что Дрягель ничего не знал о смерти сына Маргариты, а потому-то и подумал о ней, я заново оценила ситуацию. Я пыталась понять, каким же еще образом можно подобраться к настоящему виновнику происшедшего. Разговаривать с Евдокией или Сергеем смысла нет — они утверждают, что врагов не имеют. Вряд ли они солгали. Тем более что мы не всегда знаем своих недругов в лицо и имеем представление об их мыслях. Даже я, случись что-либо с моими близкими, вряд ли сумела бы сразу вспомнить, кому и когда навредила.
К тому же Евдокия Дрягель — женщина совершенно несерьезная, чтобы и впрямь задумываться над случившимся и долго гадать, кто это мог сделать. Держу пари, она уже давно забыла, что вообще встречалась со мной и что ей грозит опасность — слишком уж она походит на избалованного ребенка. А вот ее муж — человек дела и слова. Допускаю, что он может умолчать о многом из своей жизни, особенно если не желает, чтобы кому-то это стало известно. Разговорить его вряд ли удастся, а значит, как всегда, придется во всем разбираться самой.
Видя, что я снова запуталась и не знаю, в какую сторону мне пойти, чтобы сдвинуться с мертвой точки, я в очередной раз решила обратиться за помощью к магическим «косточкам». Только они могли дать мне подсказку, ничего за это не требуя. Достав их, я несколько раз встряхнула бархатный мешочек, а затем высыпала его содержимое на сиденье. Двенадцатигранники сгрудились в одном месте и выдали мне комбинацию 14+25+1, которая гласила: «На Вашем пути есть препятствие, но непредвиденная задержка в достижении цели пойдет лишь на пользу. Не следует слишком рваться вперед».
«Чтобы это могло значить? — призадумалась я, убрав „косточки“ в мешочек. — Что все идет по плану, как и должно идти. Да, но, на мой взгляд, все стоит на месте. Стало быть, что-то другое. — Я напрягла мозги. — Кажется, „косточки“ имели в виду лишь то, что я отдалилась от главного и обращаю слишком много внимания на дополнительные сведения. Может быть, мне стоит вернуться к самому началу и заново все переосмыслить? А что, это в любом случае не повредит, — решила я тут же, а потому сразу приступила к анализу всего собранного материала: — Итак, убита Инна Геннадьевна Прокопчук, работавшая следователем. Все еще остается вероятность того, что это убийство как-то связано с ее работой. Но если верить словам ее коллеги, получается, что в последнее время никаких серьезных дел женщина не вела, а значит, и убивать ее незачем».
Если же предположить, что убийца метил не в Прокопчук, а в Дрягель, то все совершенно меняется. Во-первых, становится ясным, что преступник находится вовсе не среди «своих», иначе бы он знал о переменах, которые произошли, стало быть, разработал бы другой план. Скорее всего, у него имелись лишь первоначальные сведения, а значит, мне следует выяснить, кто мог узнать о первоначальном раскладе, кто пару раз заглядывал на репетиции.
Хм, таким человеком мог быть кто угодно: родственник одной из девушек, какой-нибудь продавец, коммивояжер, которых, несмотря на все запреты, все равно продолжают пускать. Если уж на пошло, это мог быть даже сторож. Впрочем, нет, сторож меняется рано утром, и к тому моменту, когда все собираются, он уже уходит… Или собирается уходить, — неожиданно подумав о том, что работник мог задержаться и разузнать все, поправилась я.
Дальнейшие мои мысли начали крутиться именно вокруг этого предположения, тем более что сторож как раз и мог быть тем случайным человеком, на которого и внимания никто не обратит, и в расчет брать не станет. Он запросто мог обработать платье рано утром, за несколько минут до того, как стали подтягиваться другие работники.
В его распоряжении была целая ночь, чтобы тщательно все подготовить, а потом как ни в чем не бывало уйти. Об изменениях в программе он мог не догадываться — предпочитал лишний раз не появляться на репетиции, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
«А пожалуй, проверю-ка я его прямо сейчас, — мелькнула у меня мысль. — И время очень даже подходящее, скоро ему заступать».
Подумав еще немного, я твердо решила поехать во Дворец культуры и пообщаться там с ночным сторожем. Ведь он легко мог задержаться до начала репетиции, выведывая, что к чему, привести план в исполнение рано утром, перед показом, а во время сбора конкурсанток спокойно уйти. Его-то до сих пор в расчет никто не брал. Вполне может быть, что именно на него мне и намекали мои «косточки», говоря о том, что не следует слишком вырываться вперед, лучше обратить внимание на тех, кто находится рядом.
* * *
— Вам чуть-чуть не повезло, с этой недели у нас другой сторож, — на мой вопрос, где я могу найти ночного сторожа, работавшего в то время, ответила директор Дворца культуры. — Вчера он сменился, так что теперь другой неделю работать будет.
