Книга Игры марионеток - Марина Юденич

Весна пришла в Москву в начале мая, но, погостив несколько дней, словно чего-то испугалась или обиделась на что-то — отступила.

И сразу же на столицу обрушились холодные затяжные дожди.

Город вмиг помрачнел и насупился.

Люди старались быстрее убраться с мокрых улиц, а, если позволяли обстоятельства, и вовсе не выходили из дома.

Метрдотеля известного столичного ресторана весьма озадачило пожелание постоянной клиентки, позвонившей, чтобы заказать столик.

Дама была государственным чиновником высокого ранга и, посещая ресторан с друзьями и деловыми партнерами, всегда предпочитала уединение.

Для таких случаев здесь имелось несколько уютных кабинетов.

Правда, они никогда не пустовали.

Но это была совершенно особая клиентка — для нее место нашлось бы при любом стечении обстоятельств.

Однако, сегодня она предпочла открытую террасу, и это было странно.

Во-первых, терраса была у всех на виду.

Во-вторых — в такую погоду сидеть там было, по меньшей мере, неуютно, да и просто — холодно.

Странным было еще и то, что правительственная дама позвонила сама — обычно это делали сотрудники ее секретариата — и сделала заказ довольно поздно.

Собиралась появиться уже через двадцать минут.

Впрочем, в хороших ресторанах желания клиентов не подлежат обсуждению.

Столик на двоих был сервирован точно в срок.

Теперь они сидели на террасе, по которой гулял сырой, пронзительный ветер и обе одинаково зябко втягивали головы в плечи.

Две женщины, примерно одного возраста, еще довольно молодые, и чем-то даже неуловимо похожие.

«Может, сестры? — мельком подумал метрдотель, церемонно встретивший дам у входа — И что бы тогда не сесть в зале, если уж захотелось публичности?»

Далее размышлять на эту тему он стал.

Принял заказ.

Произнес несколько положенных фраз.

И неспешно удалился.

— И что это за новые фантазии: мерзнуть на сквозняке?

— Прости. Хочешь, я скажу, чтобы из машины принесли мой плащ? Он теплый.

— У меня свой есть. Не надо. Сейчас выпью аперитив и согреюсь. У тебя, наверное, есть причины, сидеть именно здесь?

— Да. Обычно я заказываю кабинет. И не только я. Там вполне могут писать. И даже наверняка — пишут.

— А ты собираешься выдать мне пару-тройку государственных секретов?

— Очень может быть.

— Ого! А то, что мы с тобой, то есть ты — государственный деятель, и я — известный (извини, за нескромность!) психолог трапезничаем у всех на виду, это ничего?

— Это, как раз, хорошо. То, что я лечилась…

— Консультировалась.

— Хорошо, консультировалась у тебя — секрет Полишинеля. По крайней мере, те, кому следует, об этом знают. Им будет понятно, зачем я потащила тебя мерзнуть на сквозняке. Затем и потащила, чтобы они не записали. Мало ли какие у меня личные проблемы?

— Ох, батюшки светы, как у вас там все запущено. А мы действительно будем говорить о… чем-то таком? В смысле, не о твоих личных проблемах?

— Это — с какой стороны смотреть! Я расскажу по порядку. Но прежде, ты мне вот что скажи, у меня хорошая логика?

— Железная. Но ты, вроде бы, никогда в этом не сомневалась. Что-то случилось?

— Случилось. А насчет логики, я и сейчас не сомневаюсь. Просто так спросила, для затравки.

— По-моему, прелюдия затянулась. По телефону ты сказала, что консультация тебе не нужна, у нас — просто дружеская встреча.

— И еще мне нужен совет.

— Да, нужен совет. Вот и переходи к делу.

— Перехожу. То, чем мы с тобой занимались, никаким образом не могло ему навредить?

— Боже, праведный! Снова — он?!

— Нет — нет, это не рецидив, даже не думай! Я все объясню, но прежде — ответь!

— А что ты, собственно, имеешь в виду, под словом «навредить»?

— Сказаться на его психическом состоянии, вогнать в депрессию, довести…

— До самоубийства? Договаривай, чего уж там.

— Да, в конечном итоге.

— Возвращаю реплику — как посмотреть. Мы работали с тобой, и только с тобой. Прорабатывали твоипроблемы. Ничего другого, собственно, мы и не могли. И в этом смысле, твой вопрос, извини, абсурден. Теперь посмотрим с другой стороны. В результате этой работы ты изменилась, решила свои проблемы, и, в том числе — освободилась от зависимости. Зависимости от него. Мог он это почувствовать, даже не видясь с тобой? Разумеется! Ты — человек публичный, светский, о тебе пишут, тебя любят телевизионщики. И, наконец, у вас есть общие знакомые, которые могли что-то рассказывать. Мог он, на основе этой информации, понять, что ты стала другой, и влиять на тебя больше не сможет? Конечно! И, наверняка, понял. Человек был тонкий, спору нет. Интуитивный. Каким образом это сказалось на его психическом состоянии? Не знаю. Хотя с большой долей вероятности могу предположить. Ну и что? Что ты сейчас вбила себе в голову? Он застрелился, потому, что ты не сошла с ума, и вообще — осталась жива?! И зажила своей жизнью? Но если так — прости, Господи, мою душу грешную! — туда ему и дорога.

— Все?

— Все!

— И с кем ты сейчас полемизировала?

— Ни с кем. Я отвечала на твой вопрос. Удовлетворена?

— Вполне. Только ни о чем таком я не спрашивала. Вернее, имела в виду нечто совершенно иное.

— И что же?

— Прочти, пожалуйста, вот это. Потом продолжим.

Женщина достала из сумки узкий конверт, протянула через стол.

Некоторое время обе молчали.

Известный московский психолог Елена Павловна Корсакова внимательно читала.

Не менее известный московский политик Елена Владимировна Горина задумчиво смотрела на серую поверхность реки, подернутую рябью дождя.