У выбежавшей из пристройки Инчунь все руки были в муке. Глаза у неё загорелись, когда она увидела на руках у Ван Лэюнь красавицу-девочку, и она потянулась к ней, приговаривая:
— Какая славная… Какая хорошенькая… Такая пухленькая, просто прелесть…
Ван Лэюнь передала ей ребёнка. Инчунь взяла девочку на руки, склонилась над ней, стала принюхиваться и прицеловывать, беспрестанно приговаривая:
— Какая ароматная… Как от тебя вкусно пахнет…
Не привыкший к такому чрезмерному вниманию ребёнок расхныкался.
— А ну быстро верни ребёнка! — прикрикнул на неё Лань Лянь. — Глянь на себя: волчица волчицей, любой расплачется.
— Ничего, ничего страшного. — Приняв назад девочку, Ван Лэюнь погладила её, побаюкала, та стала плакать всё тише, а потом и вовсе успокоилась.
Инчунь с извиняющимся видом отряхивала руки от муки:
— Вы уж простите… В таком виде, всю одежду ребёнку запачкала…
— Мы все из крестьян, какие тут осуждения, — сказал Пан Ху. — Сегодня специально пришли, чтобы выразить благодарность. Если бы не твоя помощь, брат, трудно представить, что было бы!
— Если бы только в больницу доставил, так ведь ещё одну ходку сделал и велосипед вернул, — расчувствовалась Ван Лэюнь. — Все врачи и медсёстры, как один, говорят, мол, днём с огнём не сыщешь такого славного человека, как брат Лань.
— Главное, осёл добрый, и бежал быстро, и вёз плавно… — смутился Лань Лянь.
— Верно, верно, и осёл добрый, — улыбнулся Пан Ху. — Да ещё такая знаменитость, прославленный осёл, прославленный!
— Иа, иа!
— Э-э, да он, похоже, человеческую речь понимает, — хмыкнула Ван Лэюнь.
— Почтенный Лань, предложи я тебе в подарок что-то ценное, это выглядело бы унижением, да и дружеские отношения полетели бы псу под хвост. — Пан Ху достал из кармана зажигалку и щёлкнул. — Трофейная, у американского «чёрта» взял. Держи на память. — А из другого кармана вытащил отливающий желтизной колокольчик. — А это мне на блошином рынке добыли, подарок ослу.
Герой войны подошёл ко мне, привязал колокольчик на шею и потрепал по голове:
— Ты тоже герой, получи награду!
Растроганный, я тряхнул головой, чуть не плача. — Иа, иа! — Колокольчик ответил переливчатым звоном.
Ван Лэюнь вытащила упаковку конфет и стала раздавать детям семьи Лань. Хучжу и Хэцзо тоже досталось.
— В школу ходишь? — спросил Пан Ху Цзиньлуна.
Тому не дал рта раскрыть бойкий на язык Цзефан:
— Нет ещё.
— Нужно в школу, учиться надо. В новом обществе, в новой стране молодому поколению, продолжателям революционного дела без грамоты никак нельзя.
— Наша семья в кооператив не вступила, мы единоличники, нас отец в школу не пускает.
— Что? Ещё единоличники? Такой сознательный человек, как ты, и ещё единоличник? Это что, правда? Почтенный Лань, так и есть на самом деле?
— Так и есть! — прозвучал в ответ зычный голос от ворот. Это был Хун Тайюэ, деревенский староста, секретарь партячейки и директор кооператива. В той же одежде, что и всегда, похудевший, но боевой хоть куда.
Широким шагом он вошёл во двор и протянул руку герою Пан Ху:
— Директор Пан, товарищ Ван, с Новым годом!
— С Новым годом, с Новым годом! — Во двор устремилась целая толпа, все поздравляли друг друга, но не так, как раньше: на устах у всех новые слова, время настало другое, и это проявлялось даже в таких мелочах.
— Директор Пан, мы тут собрались, чтобы обсудить создание кооператива высшего уровня, объединение нескольких кооперативов низшей ступени в окрестных деревнях в один большой, — заявил Хун Тайюэ. — Ты, как герой войны, мог бы выступить.
— Я не готов, — сказал Пан Ху. — Пришёл вот поблагодарить уважаемого товарища Ланя за спасение двух членов моей семьи.
— А чего тебе готовиться, выступи, как знаешь. Расскажи о своих геройских подвигах, и годится. Просим всем миром. — Хун Тайюэ первый захлопал, и аплодисменты раздались со всех сторон.
— Хорошо, выступлю так, без подготовки. — Пан Ху обступили, отвели под абрикосовое дерево, кто-то поставил стул, но он отказался садиться и стоя громко начал: — Товарищи из деревни Симэнь, с праздником весны! В этом году праздник весны хорош, а в следующем будет ещё лучше. А всё потому, что под руководством коммунистической партии и товарища Мао Цзэдуна освободившееся крестьянство вступило на путь кооперации. Это светлый путь, и он всё ширится!
— Но есть и такие, кто упрямо идёт путём единоличного хозяйствования да ещё пытается соревноваться с нашим кооперативом, терпит поражение, но не желает признавать его! — перебил его Хун Тайюэ. И добавил: — Я о тебе говорю, Лань Лянь!
Все повернулись к хозяину. Опустив голову, он играл с подаренной героем войны зажигалкой. Клик — загорелся огонёк, клик, клик, клик. Хозяйка, сконфузившись, толкнула его локтем. Он вытаращился на неё.
— Ступай в дом!
— Лань Лянь — товарищ сознательный, — повысил голос Пан Ху. — Он вместе с ослом храбро вступил в схватку со стаей волков; опять же вместе с ослом спас мою жену. То, что он не вступает в кооператив, — временное непонимание, и заставлять его не следует. Я верю, что товарищ Лань Лянь непременно устремится вместе с нами по этому светлому пути.
— Лань Лянь, мы вот создаём кооператив высшей ступени, если и на сей раз не захочешь вступить, на колени перед тобой встану! — загремел Хун Тайюэ.
Хозяин отвязал вожжи и направился к воротам. На шее у меня позванивал подаренный героем войны колокольчик.
— Лань Лянь, так вступаешь или нет? — крикнул вслед Хун Тайюэ.
Хозяин уже вышел за ворота, но остановился и, обернувшись, сдавленным голосом бросил в сторону двора:
— Хоть на коленях проси, не вступлю!
ГЛАВА 9
Осёл Симэнь во сне встречает урождённую Бай. Выполняя приказ, ополченцы арестовывают Лань ЛяняТеперь, дружище, поведаю, что было в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом. Об этом годе не раз рассказывал в своих произведениях этот паршивец Мо Янь, но всё чушь какую-то, и веры его писанине немного. Мой же рассказ основан на личном опыте и имеет историческую значимость. В то время все пятеро детей в усадьбе Симэнь, в том числе и ты, были учениками второго класса коммунистической начальной школы дунбэйского Гаоми. Не буду говорить о большом скачке в металлургии,[80]об этих кустарных домнах повсюду, всё это не представляет интереса. Не буду поминать и коллективные столовые с кормёжкой из общего котла, колоссальные подвижки крестьян всего уезда — это всё вы сами пережили, и не стоит об этом распространяться. Не буду также рассказывать о роспуске целых районов и волостей, о преобразовании деревень в большие производственные бригады, когда за ночь во всём уезде создавали народные коммуны.[81]Об этом вы прекрасно знаете, и мой рассказ будет неинтересен. А я — осёл, осёл в хозяйстве единоличника, вот и хочу рассказать о тысяча девятьсот пятьдесят восьмом, годе очень необычном, и о случившихся тогда некоторых удивительных происшествиях — об этом ты готов слушать? Политики по мере сил будем избегать, но если всё же коснусь её, прошу извинить.
