Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 182
Даже моя обычно несколько созерцательно-отстраненная от событий текущей жизни мама тоже выразила идею с похищением, но она не слишком заостряла тему, завуалировав ее легкими штрихами всегдашних материнских сомнений и белыми пушистыми мазками родственной заботы.
В детстве и юности я отличалась вспыльчивостью и быстрой гневливостью, старалась всегда, везде и во всем поступать по-своему и на своем стоять до конца и насмерть. Мама хорошо это помнила. Я немало гордилась таким характером, находя в нем опасное для судьбы удовлетворение, волнующее кровь возбуждение действия и ударяющую в голову, как шампанское, горделивую горячность. К счастью для той юной Вероники, как я сейчас понимаю и оцениваю с высоты прожитых лет, не по-девичьи суровая прямота и безапелляционность несколько уравновешивались искренней сострадательностью, любовью ко всему живому, мечтательной задумчивостью и рефлексией.
Мой старый чеченский знакомец с именем – вечным символом высшего пушкинского романтизма, жил на вилле (или, вернее, в мини-дворце) в ближайшем Подмосковье. Его дом располагался в восьми километрах от нашей старой дачи, а некогда в окрестностях озера Денеж я каждый куст знала, как свои пять пальцев. Теперь наверняка многое изменилось, и скорее всего этот кусок бывших подмосковных угодий считается органичной частью застройки города Москвы. Для меня Руслан всегда был и оставался необыкновенно интересным человеком, а теперь вдобавок ко всему стал владельцем гарема из четырех жен. Именно загадочно-эротичную гаремную жизнь, в моем сознании прочно сопряженную с ежевечерним танцем живота, я так рвалась понаблюдать. Интересно, если англичане традиционно пьют свой чай в пять вечера, то танец живота, наверное, демонстрируют часов в девять или в десять или около того?
Руслан заехал за мной рано утром, чтобы мы успели насладиться прекрасным, солнечным днем на природе. Вокруг все цвело, жужжали пчелки, бабочки порхали с цветка на цветок, легкий ветерок доносил ароматы густых луговых трав. Утренняя земля слегка парила и до головокружения хотелось жить… просто жить, и все.
Четыре прекрасные, как античные статуи, чеченки, в возрасте примерно Майиного сына или чуть старше, накрыли необыкновенно щедрый и разнообразный стол невдалеке от плескучего белокаменного фонтана в виде девушки с дельфином. Я пыталась развлечь их рассказами о своей норвежской жизни и тамошних сверхфеминизированных валькириях-блондинках. Вот любят многие норвежские дамы самостоятельно менять автомобильные шины, вдрелять-вкручивать шурупы в каменные стены и гонять на мотоциклах, зато мужчины пекут вкуснейшие пирожки. И заметьте, все это происходит в современных мирных условиях! Красавицы слушали с интересом, но разговор ничуть не завязался. На все мои попытки растормошить и вопросы они отвечали неизменными односложными «да» или «нет». Руслан безмерно удивил меня тем, что сел кушать за отдельный стол неподалеку от нас. Одна из жен принесла ему его излюбленное блюдо, при виде которого у меня почему-то прямо слюнки потекли: «жижи чалныш» – что-то вроде мяса с галушками и чесночной приправой. Свой странный поступок он мотивировал тем, что мусульманскому мужчине не следует сидеть за столом вместе с дамами. Я, по своему обыкновению, было с ним заспорила, но быстро закруглила сей спор в шутку, увидев одинаковую растерянность и в муже, и в женах. Однако чуть позже он все же пересел за общий стол. После обильных угощений девушки по моей просьбе отправились за своими бебиками. Закинув голову, я засмотрелась на чистое голубое небо и поневоле сделала волнующе глубокий безмятежный вздох. Дивный восторг разлился в каждой клеточке тела, и ленивая истома заставила по-кошачьи сладко потянуться.
– А ведь я любил тебя, и великая слава Аллаху, что на тебе не женился, – вернул с небес на землю такой знакомый голос за спиной.
– Ну здрасте-пожалуйте, это почему же? Надо, наоборот, в виде комплимента старой знакомой немного поразглагольствовать, что, мол, до сих пор очень жалею и в себя прийти никак не могу… А ты – просто сама деликатность, ей-богу!
– Сердцем чую, что ты не жена, а сплошная драма. Вот пошла бы за меня, и не было бы ни гарема, ни женского ухода, ни почтительного внимания, ни порядка в доме. А взамен теоретические споры, новые интеллектуальные теории: декаданс с ренессансом, группа каких-нибудь особо одаренных иконописцев в доме бы просто так поселилась, и вдобавок пришлось бы следить за тобой днем и ночью, чтоб не сбежала. Вадим еще не раз попадет с тобой в историю с географией.
– Глупости какие-то обо мне сочиняешь…
Я прямо-таки взвилась на такие его слова, и мы заспорили с непредсказуемой горячностью, перейдя вскоре на личности, в особенности на личность генерала Ермолова.
– Да согласись же со мной, мой милый чеченский террорист, что судьба сама жестоко наказала русского генерала за его недобрые слова. Вот ты утверждаешь, что он сказал: «Жизнь свою положу на то, чтобы и последнего чеченца не осталось в живых!» Не спорю об этом, но а дальше-то: старый, суровый, закаленный в боях генерал заливался слезами над гробом своего единственного сына и гениального художника. Усыновленного генералом чеченского мальчика – главного героя поэмы «Мцыри» погубил вовсе не ягуар, но холодный и влажный климат Петербурга, совсем не подходящий горцу. Это, возможно, и была его, генерала, карма-наказание.
– Ваши до основания разгромили в Грозном картинную галерею с гениальными полотнами сына генерала Ермолова, – совсем мрачно изрек Руслан, недобро сверкнув на меня черными углями горящих глаз из-под сурово сдвинутых бровей. – А ты знаешь, что если давным-давно живешь на чужбине, но твой отчий дом сгорит – ты все равно зарыдаешь. Вот и я зарыдал.
Я не нашлась, что сказать, и тут, к счастью, его девушки опять появились в саду с нарядно одетыми бебиками. Вроде бы старшую девочку звали как-то очень похоже с моим именем. Руслан незаметно шепнул мне на ухо, что назвал дочку так в мою честь. Необыкновенно приятное чувство как умыло и тело, и душу. Я с огромным признанием пожала руку друга и пошла искупаться в блескучем, пленяющим прохладой бассейне с водопадиком и, по желанию, гидромассажем. К вечеру ближе гостеприимный хозяин повел меня по своему шикарному дворцу с осмотром. Больше всего меня впечатлил, конечно же, камин с головами мраморных львов и ванная комната.
Гаремную часть дома я немножко раскритиковала за обилие ковров. Вместо ковров я предложила развесить по стенам где сюрреалистичные, где футуристические, где супрематические, а где классические полотна, увязывая их тональность с цветом обоев, а вот на полу голубые персидские ковры могли бы оставаться. Руслан обещал серьезно подумать. Мы прошли по галерее с колоннадой в библиотеку, декорированный под розовый мрамор зал (спросить, настоящий ли это мрамор, я просто постеснялась), до потолка уставленный черными, типа готических, стеллажами с ценными фолиантами, среди которых находилось немало очень старинных. Хозяин коллекционировал антикварные книги и немало гордился собранной библиотекой.
У меня начала слегка кружиться голова, потом все больше и больше. Ощущения в теле и вокруг сделались какими-то странными. Интерьер дома стал отчаянно напоминать какую-то до боли знакомую станцию метрополитена, но вспомнить точнее я не смогла. Где я нахожусь: жду поезда то ли на «Смоленской», то ли на «Комсомольской»-кольцевой? А куда я еду? Книжные ряды внезапно сомкнулись в кольцо, кольцо начало мерно сжиматься вокруг меня, пока к лицу вплотную не придвинулись тисненные золотом обложки. Я отмахнулась от назойливых книг и оглянулась назад. Мужественная внешность Руслана изменилась непостижимым образом, будто бы кисть великого гения коснулась его черт. Он весь как бы осветился изнутри, цвет лица стал подобен золоту, слегка окрашенному свежей алой кровью, походка же сделалась плавнее и ярче восхода утренней звезды. В жизни я не видела подобной красоты и даже не могла себе вообразить ее существование. Порывы Руслановых движений напоминали священные огни, с ветром он подхватил меня на руки – словно окунул в самую середину нежного, как кожа младенчика, жемчужно-радужного облака и с необычайной легкостью, будто бы крошечный клубочек пуха, понес куда-то прочь. Моя голова совершенно свободно отделилась от тела и парила в воздухе где-то в полуметре слева, подобно воздушному шару. Однако я прекрасно понимала, что она свободно летает и в то же самое время принадлежит мне – просто приходилось одновременно находиться и там, и тут, что было даже не лишено своей новизны и прелести.
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 182
